На столе было полно документов, папок и несколько конвертов, которые он еще не открывал. Филлипс начал наобум перебирать документы, пытаясь распределить, чем заняться в первую очередь. Пролистывая стопку внутренних сводок, он заметил торчащий из-под профсоюзного бюллетеня уголок квадратного черного конверта. Он достал его и поддел пальцем клапан.

Это оказался диск, на котором маркером было написано «Фрэнсис Гуцио уличное наблюдение» и дата его убийства.

— Записи с дорожной камеры, — сказал себе Филлипс. — Вот и они.

Это была запись с камеры на сигнальной будке на улице, где жил Гуцио, установленной, как и остальные по всему городу, после 11 сентября на средства Министерства внутренней безопасности. Такие есть во всех городах. Филлипс покрутил диск в пальцах, затем открыл дисковод компьютера, вставил диск и сел в кресло.

Записи были за весь день. Просмотрел ли их уже кто-нибудь и сколько диск пролежал у него на столе?

Запись шла с утра. С началом привычной суматохи нового дня тротуары заполнились спешащими на работу людьми. Филлипс промотал вперед и в полдень увидел пару с собакой и бездомного, который выпрашивал мелочь у прохожих. На мгновение возле мужчины остановилась машина, потом уехала прочь. Он снова промотал вперед к примерному времени смерти, указанному судмедэкспертом.

Теперь было темно. Из-за угла вывернула машина и остановилась в конце квартала, подальше от уличных фонарей. Филлипс сразу же узнал машину, и у него засосало под ложечкой. Он затаил дыхание, глядя, как водитель вылезает из машины и идет по тротуару к дому Гуцио. Когда фигура приблизилась, Филлипс поставил запись на паузу и приблизил изображение. Лицо водителя заполнило экран. Филлипс почувствовал, как заколотилось сердце.

Это была Ванесса.

Шон никогда не был там, потому что в ночь убийства Гуцио они с Доном сидели в «Хард-роке». У него было идеальное алиби и идеальная сообщница. Ванесса Двайер.

Филлипс пустил запись дальше. Ванесса поднялась по ступенькам, взломала замок на входной двери Гуцио и исчезла в доме. Он промотал вперед до места, когда она вышла и поспешила по тротуару назад, оставив входную дверь открытой специально, чтобы тело Гуцио обнаружили.

Филлипс вскочил с кресла, обежал вокруг стола и распахнул дверь кабинета. Кинан сидел за своим столом.

— Лиам Двайер уже уехал? Он записывал показания.

Кинан кивнул:

— Да, уехал около часа назад.

Филлипс достал из кармана телефон и позвонил на сотовый Лиама. Голосовая почта. Набрал домашний Двайеров — тоже голосовая почта. Он сбросил звонок и позвонил в больницу.

— Соедините меня с Три-Уэст.

На другом конце возникла пауза.

— Три-Уэст. Сестра Конноли.

— Палату Ванессы Двайер, пожалуйста.

— Миссис Двайер выписали рано утром.

— Кто разрешил?

— Она сама выписалась.

— Проклятье!

Филлипс положил трубку и выбежал из кабинета. Ванесса убила Гуцио. Она все время была заодно с Шоном, а теперь Лиам с ней.

Еще один из его людей в опасности.

Лиам осторожно опустился на стул напротив жены, переводя взгляд с Ванессы на пистолет и обратно. Он понимал, что эта ситуация должна его обескуражить или шокировать, но каким-то образом это зрелище имело смысл.

— Итак, конец истории, — сказала Ванесса, голос ее звучал спокойно и уверенно.

— Конец всего.

Тишина. Словно сам дом затаился в ожидании того, кто сделает следующий ход.

— Что ты делаешь? — наконец спросил Лиам.

— Исправляю все. Вот как все должно быть. Не так я себе это представляла, надо признать. Но в данной ситуации другого выбора нет. — Ванесса вздохнула и ссутулилась. — Я всегда знала, что у этой семьи есть прошлое, но никогда не понимала, сколько тайн у каждого из нас. Я думала, мы с тобой любили друг друга. Даже в непростые времена, когда умирала моя мама и мы пытались забеременеть, я всегда думала, что основой всему настоящая любовь и мы всегда сможем построить на этом фундаменте. Мне не нужны были сказки и розы. Мне просто надо было знать, что ты будешь рядом и в горе, и в радости.

— Я был.

Ванесса коротко взглянула на него.

— Тайны. Я узнала про вас с Керри почти сразу же. Мои подруги из больницы видели однажды вечером, как вы ужинали. Держались за руки. Целовались украдкой. Не могу выразить, как больно и стыдно мне было. Как ты мог так поступить со мной? Как мог предать нас?

Пистолет целился в него, ее пальцы вокруг гладкой рукоятки из красного дерева даже побелели.

— Я не могла поверить, что так ошибалась насчет нас. Я растерялась. Я имею в виду, что это я должна была заботиться о тебе. Я должна была быть матерью, которой у тебя никогда не было. И я хотела заботиться о тебе. Но ты изменил мне и все разрушил.

— Так получилось.

— Я следила за вами. Смотрела, как ты обнимаешь ее за талию. Смотрела, как вы прикасаетесь друг к другу, целуетесь. Я видела, что ты влюбляешься в нее. Я видела.

Лиам медленно протянул руку:

— Ванесса, отдай мне пистолет.

— Все, чего я хотела, это быть любимой, и думала, что так оно и есть. Я думала, что мы любим друг друга. Когда моя мама умерла, я нуждалась в тебе, а ты отвернулся от меня.

— Чушь, — огрызнулся Лиам. Он оглядывал комнату в поисках чего-нибудь, что можно использовать для защиты, но ничего не находил. За столом он был полностью беззащитен. — Я был с тобой на каждом этапе пути. Я старался быть рядом. Я сделал бы все. Ты меня оттолкнула. Ты хотела, чтобы твое горе принадлежало только тебе, и ты оттолкнула меня. В объятия другой женщины.

— Нет, — ответила Ванесса, и в ее глазах заблестели слезы. — Это не так. Мы созданы друг для друга. Мы единственные, кто знал, что такое настоящая боль. Мы единственные, кто знал, каково потерять родителя в раннем детстве, и этот опыт дал нам узы, которые не разделишь ни с кем другим. Это в нас. Всегда. А потом, когда ты был мне нужен, тебя не было рядом. Ты был с той шлюхой. Ты захлопнул дверь в наше будущее и начал новое с Керри Миллер. Ты оставил меня одну.

— Отдай мне пистолет. Пожалуйста.

Ванесса проигнорировала его.

— Мне потребовалось время. Пришлось пройти через несколько стадий, как пишут в книгах. Депрессия, отрицание, торг. Но, дойдя до гнева, я застряла. Я не могла его стряхнуть. Что бы я ни делала, у меня не получалось подавить гнев, который кипел внутри. Он был как вирус, который распространялся, пока не поглотил меня, и я могла думать только о том, чтобы выплеснуть этот гнев на тебя и всех вокруг тебя. Я хотела, чтобы ты страдал. Я хотела, чтобы ты узнал, что такое настоящая боль, и я придумала идеальный план. Я убью твою подружку, повешу ее убийство на тебя и буду смотреть, как ты гниешь в тюрьме до конца жизни.