Острая паля, или острый кол, – это высокий деревянный столб с железным шпицем наверху; для того чтобы посадить на острую палю преступника, его поднимали несколько человек по круглой лестнице и сажали на кол; острый конец кола пронзал всю внутренность человека и выходил между позвонков на спину. Запорожцы редко, впрочем, прибегали к такой казни, и о существовании ее у них говорят только предания глубоких стариков; зато поляки очень часто практиковали эту казнь для устрашения казаков: запорожцы называли смерть на острой пале «столбовой» смертью: «так умер покийнык мий батько, так и я умру потомственною столбовою смертью». Народные предания говорят, что когда поляки возводили на кол запорожцев, то они, сидя на них, издевались над ляхами, прося у них потянуть люльки, и потом, покуривши, обводили своих жестоких врагов мутными глазами, плевали им «межи очи», проклинали католическую веру и спокойно умирали «столбовою смертью». Острая паля практиковалась у поляков и татар, от которых, вероятно, и была заимствована запорожцами[525].

Для всех описанных казней у запорожских казаков не полагалось вовсе палачей; когда же нужно было казнить какого-либо преступника, то в этом случае приказывали казнить злодея злодею же; если же в известное время в наличности оказывался только один злодей, то его оставляли в тюрьме до тех пор, пока не отыскивался другой; тогда новый преступник казнил старшего[526].

Очевидец судебных порядков у запорожских казаков, сточетырехлетний старик, запорожец Никита Леонтьевич Корж, рассказывает об этом следующее: «Права запорожские, по которым они судили и решали тяжебные дела, суть следующие. Когда случалось, примерно сказать, что два казака промеж собой поспорят или подерутся, или один другому по соседству шкоду сделает, то есть своим скотом потравят хлеб или сено, или другую какую-нибудь обиду друг другу причинят, и между собой не могут помириться, то оба, купивши на базаре по калачу, идут позываться в паланку, к которой принадлежат, и, положивши калач на сырно (стол), становятся возле порога, кланяются низехонько судьям[527] и говорят: «Кланяемось, панове, хлибом и силью». Судьи начинают спрашивать: «Яке ваше дило, панове молодци?» Тогда обиженный говорит первый, указывая на своего товарища: «От, панове, яке наше дило: оцей мене обидыв, от стилько-то шкоды мини своим скотом зробыв и не хоче мини уплатыть и поповныть, що слидуе за спаш сина и за выбой хлиба». Судьи обращаются к обидчику: «Ну, братику, говори, чи правда то, що товарищ на тебе каже?» На что обидчик отвечает: «Та що ж, панове? Те все правда, що я шкоду зробыв моему сусиду и не отрикаюсь, но не можу его удовольствовать за тым, що вин лышне од мене требуе и шкоды не мае стилько». Выслушав их, паланка посылает от себя казаков для освидетельствования шкоды. По возвращении их, ежели жалоба оказывалась справедлива, судьи говорили обидчику: «Ну, що ж ты, братику, согласен ли заплатить шкоду своему соседу или нет?» Обидчик тогда опять кланяется судьям и возражает: «Та що ж, панство, лышне вин з мене требуе, я несогласен уплатыть, в воли вашей». Судьи долго обе стороны уговаривают примириться, и если тяжущиеся согласны, то паланка сама дело их решает и отпускает по домам. Если же обидчик упрямится и не примирится в паланке, то их отсылают в Сечь. Когда тяжущиеся приедут в Кош, то друг у друга спрашивают: «А в чий же куринь попереду пойдем?» Обиженный обыкновенно отвечает: «Ходим, брате, до нашего куриня». – «Ну, добре, ходим и до вашего куриня», – отвечает обидчик. Вошедши в курень, являются оба к атаману (куренному) и говорят ему: «Здоров, батьку!» – «Здоровы булы, паны молодцы! – отвечает атаман. – Сидайте». – «Та ни, батьку, николи сидити, мы дило до тебе маем». – «Ну, говорите, яке ваше дило?» – спрашивает атаман, и тогда обиженный рассказывает все происшествие – и свою обиду, и то, как они судились в паланке. Атаман, выслушавши его, спрашивает обидчика, какого он куреня, и, узнав, закричит на хлопцев: «Пидите лишь такого-то куреня атамана попросите до меня». Когда этот атаман явится и усядется, то первый атаман его спрашивает: «Чи це вашого куреня казак?» Второй атаман, справившись о том у казака, получает в ответ: «Так, батьку, нашего куреня». После чего дело опять рассказывается, и атаманы говорят друг другу: «Ну що, брате, будем робыть с сими казаками?», а второй атаман обращается к ним: «Так вас уже, братчики, и паланка судила?» – «Судыла, батьку», – отвечают они и кланяются. Атаманы уговаривают тяжущихся: «Помиритесь, удовольствуйте тут же один другого, да не мордуйте начальство». Когда же обидчик отвечает: «Та що ж, батьки, коли вин лишне требуе», то атаманы, видя его упрямство, говорят своим казакам: «Ну, теперь же, братчики, сходим все четыре до судьи, що ще скаже судья». – «Добре, – отвечают казаки, – обождите ж, батьки, мы пидем на базар да купим калачив». Таким образом, все четверо отправляются к судье. Сперва входят атаманы и, поклонившись, говорят: «Здорови були, пане добродию!» Судья отвечает: «Здорови и вы, панове атаманы! Прошу сидать». Потом являются тяжущиеся казаки, кланяются судье, кладут калачи на сырно и говорят: «Кланяемся вам, добродию, хлибом и силью». – «Спасибо, паны-молодцы, за хлиб и за силь, – отвечает судья и, обращаясь к атаманам, спрашивает: – Що се у вас за казаки? Яке дило мают?» Один из атаманов рассказывает подробно все дело, решение паланки и их собственное. Тогда судья обращается к обидчику: «Так як же ты, братчику, ришився с сим казаком, коли уже вас судили и паланка и атаманы и я присуждаю обиженного подовольствовать, а ты не хочешь того зробыть з упрямства, даром що зо всих сторон виноват». Но случается, что обидчик несогласен, стоит на одном упрямстве и повторяет то же, что и прежде: «Та що ж, добродию, коли вин лишне требуе». – «Так ты несогласен, братчику?» – «Ни, добродию!» – «Ну, теперь же вы, панове атаманы, идите с ними до кошевого, там уже будет им конечный суд, решение; ступайте с Богом, панове атаманы, а вы, братцы, забирайте с собою и свій хлиб с сырна». – «Да ни, добродию, мы соби купим на базари». – «Забирайте, забирайте, – с гневом повторяет судья, – и не держите атаманов, бо им не одно дило ваше». Наконец, взяв свои калачи, казаки с атаманами идут в курень кошевого; все кланяются, приговаривая: «Здорови булы, вельможный пане!» Казаки, положив калачи, присовокупляют: «Кланяемся, вельможный пане, хлибом и силью» – и, остановись у дверей, еще раз низехонько кланяются, на что кошевой отвечает: «Здоровы, паны атаманы! Спасибо, молодци, за хлиб, за силь, а що се, панове атаманы, у вас за казаки?» Атаманы опять разсказывают подробно все дело. Кошевой, помолчав немного, обращается к обидчику и говорит ему: «Ну як же ты, братчику, думает решиться с сим казаком? Вас ришила паланка, вас ришили атаманы, вас ришив и судья войсковый, и теперь дило дошло и до мене. И я, розслухавшись, признаю, що паланка ришила ваше дило добре, которое и я утверждаю и нахожу тебе во всем виновным. Так що ж ты мини скажет? Согласен ты обиженнаго подовольствовать?» – «Ни, вельможный пане, требуе лишне». Кошевой повторяет громко и с гневом: «Так ты, братчику, несогласен?» – «Так, вельможный пане, несогласен, у воли вашей». – «Ну, добре», – встав и выходя из куреня, говорит кошевой; атаманы и казаки делают то же и, кланяясь, говорят ему: «Прощай, вельможный пане!» – «Прощайте, паны-молодцы, прощайте да и нас не забывайте», – говорит кошевой и, вышед из куреня, сзывает свою дворню: «Сторожа, киив!» Слуги бегут и несут кии оберемками (то есть связками). Тогда вельможный скажет: «Ну, лягай, братчику! Ось мы тебе проучим, як правду робыты и панив шанувати!» – «Помилуй вельможный пане!» – возопиет тогда казак не своим голосом. – «Ни, братику, нема уже помилованья, коли ты такий упрямый. Казаки, на руках и на ногах станьте! Сторожа, быйте его добре киями, щоб знав, по чом кивш лиха!» Когда кии начнут между собою разговаривать по ту и по другую сторону, виновный казак все молчит да слушает, что скажут. И когда виновного уже добре употчивают, то есть дадут 50 или 100 киив, тогда кошевой крикнет: «Годи!» Сторожа, поднявши кии свои на плеча, стоят как солдаты с ружьями на часах, но казаки еще придерживают виновного, дожидаясь последнего решения. Кошевой опять обращается к виновному: «Послухай, братчику, як тебе паланка ришила и скилько обиженный требуе, заплаты ему безпреминно, да сейчас заплаты, при моих очах!» Тогда виновный отвечает: «Чую, вельможный пане, чую и готов все исполнить, що прикажешь!» Кошевой продолжает: «А що це тебе выбыли, то сноси здорово, щоб ты недуже мудрував и не упрямывся. А може, тоби ще прибавить киив?» Но виновный с криком и воплем просит: «Буды з мене и сего, до вику не буду противиться, буду шановати панство!» Тогда наконец кошевой угамуется и скажет казакам и сторожам: «Ну, буде, вставайте и казака на волю пускайте, а кии подальше ховайте»[528].