Как-то между уроками Ноэль нашла его в коридоре и попросила встретиться с ней в зале за полчаса до репетиции.

— И я прошу не как друг, — сказала она, — а как твой продюсер.

И ушла, топая массивными ботинками, покачивая хвостиком.

Когда он пришел в зал, она стояла на сцене на коленках над рулоном бумаги. Она рисовала серой краской тюремную решетку, оставляя в промежутках белое. Она часто приходила заранее и большую часть декораций сделала сама. Она работала так, будто верила во все, что говорил мистер Райли, и ее стараниями можно изменить школу и родителей. Пусть она и казалась наивной, он не мог ей не восхищаться. Ему хотелось быть рядом с ней.

— Ты путаешь строчки, — сказала она. — Я хочу с тобой пробежаться по твоим репликам. Их не так много, а ты точно их уже выучил.

— А вдруг не выучил?

Ноэль вздохнула.

— Либо выучил, либо нет, Джи. Сам решай.

Джи пожал плечами, и Ноэль покачала головой. Впервые она показала, что устала от него.

— Знаешь что? — сказала она. — Ты мне нравишься, Джи, но я не уверена, что я нравлюсь тебе.

У Джи загудело в ушах.

— Ты мне ничего не говоришь, вот я тебя о чем-нибудь спрашиваю, а ты только пожимаешь плечами, что-то бормочешь — с друзьями так себя не ведут.

Когда она сказала «с друзьями», в нем что-то опало, хотя, наверное, это правда — они просто друзья.

Она спросила, что случилось в тот день в коридоре, почему он так расстроился, почему не произнес ни слова, пока они шли к парковке, чтобы встретиться с Линетт.

— Я думал, ты хочешь прогнать мои реплики, — сказал он.

— Ладно. — Ноэль стянула с шеи ярко-розовый шарф и повязала его на голову как бандану. — Давай тогда я первая тебе кое-что расскажу. Садись.

Он сел рядом с ней, и она рассказала ему про отца, который то есть, то нет, про наркотики, про тупую кожаную куртку, которую он ей подарил, про дом, который он купил, украл и продал.

— Ужасно так говорить, но, кажется, он плохой человек. И моя мама тоже. Я из плохой семьи.

— Ты так говоришь, как будто гордишься этим.

— Мне не стыдно. Я же ничего не сделала.

— Но когда все узнают, на тебя будут иначе смотреть.

— Мне все равно, как на меня будут смотреть.

— Да брось, — сказал Джи.

— А что? Мне плевать.

— Н-да. Я не такой, как ты.

— И хорошо.

Она взяла его за руку, прижала ее к груди, к плоскому месту посередине, под горлом. Его это удивило, наполнило теплом.

— У всех есть секреты, — сказала она. — У всех. Вот что мне нравится в музыке, в театре. Там все твои грязные секреты оказываются на поверхности.

— Но ты не рассказала мне про свои грязные секреты — только про родительские.

И Ноэль рассказала ему про аборт.

— Почему ты так смотришь на меня? Что, теперь меня тоже считаешь плохой?

Джи покачал головой.

— Моя мама забеременела в старшей школе. Если бы она сделала аборт, меня бы не было.

— Да, но она не сделала аборт.

— Он был Дьюка?

— Он был мой.

— Так что, ты хочешь поменяться? Секрет за секрет?

Ноэль молчала, ожидая, что он скажет. Ему захотелось рассказать ей все, как будто, если он расскажет все здесь, в зале, правда будет сохранена. Ему казалось, что они сидят где-то далеко от города, как будто этот зал был не в школе, а где-то еще. Как будто не здесь проходило первое школьное собрание. Здесь он был другим. Он произносил вслух вещи, которых он бы никогда нигде не сказал, например: «О, смерть ужасна!» или «Жизнь так опостылела мне, что я буду рад отделаться или избавиться от нее». Здесь можно было говорить такие вещи; настоящие, жизненные, они пробирали до мозга костей, пусть и написал их кто-то другой.

Он рассказал ей про Рэя. Он не стал говорить «это был несчастный случай». Он не сказал «его больше нет с нами», потому что в его уходе не было ничего, вообще ничего естественного. Он рассказал, что Рэя убили.

— Он меня любил, — сказал Джи. — Хотя я его и плохо помню. Там на стене была его фотография. Ты не видела?

Ноэль слушала молча, обняв коленки и положив на них голову.

— Тебе было пять?

— Шесть.

Ноэль прижала Джи к груди. Она ничего не говорила, просто держала его, и Джи опал, обмяк, как будто его тело потерялось в ней. Это было приятно.

Когда она отстранилась, лицо у нее было серьезное.

— Я тебе помогу, — сказала она. — А теперь давай повторим твою роль.

Вместе их увидел Беккет. Он прокрался в зал через заднюю дверь, потому что забыл на прошлой репетиции наушники. Он знал, что Ноэль с Джи проводят вдвоем много времени, но не наедине, не так. Он увидел, как они сидели на сцене, прижавшись слишком близко. Он пробрался за кулисы, чтобы послушать.

На следующий день, когда Джи шел на урок, какой-то незнакомый белый парень толкнул его об шкафчики. С ним были еще двое, но Джи их тоже не знал, и они по очереди стали вышибать им дверцы. Он заговорил не думая, слова сами из него полились. «Какого хрена вы делаете?» «Отстаньте». И когда он оттолкнул одного из белых парней, это тоже была непроизвольная реакция.

Он не видел всего коридора, других учеников. Только этих троих прямо перед ним: их злобные лица, их ругань, их рубашки с воротничками. Они обозвали его лимитой, которой нечего делать в их школе, сказали, что его батя — уличная шпана, потому и подох. И что ему лучше держаться подальше от чужих девушек. Один так сильно толкнул Джи, что он ударился головой о железный шкафчик. У него зазвенело в ушах.

Он попытался ударить одного из парней и попал кулаком ему в скулу. Джи немного дрался с мальчишками в детстве, но они только играли, и в любой момент можно было выйти из игры и пожаловаться, если тебя слишком сильно ударили. Никто тогда не загонял тебя в угол. А тут все было иначе: грубо, неудобно. И не выбраться. Они прижали его к стене, схватили его за воротник, притянули за лямки рюкзака, Джи согнулся, чтобы прикрыться, и почувствовал, как его бьют, руками, ногами. Они били куда угодно, куда могли. Он услышал крик какой-то девочки, кто-то позвал учителей, но Джи не мог представить, что помощь придет, что кто-то вмешается. Ничего не существовало, кроме этого момента, чувства тяжести в животе, ударов в лицо, в плечо, между ног. Как будто из него выдавливали воздух. Один глаз закрылся, потом другой. Парни над ним перекрыли свет. Он попытался встать, но они не дали. Он тонул, а они его заливали. Он сопротивлялся, пока его не накрыла тьма.

В больнице Джейд спрашивала у каждой медсестры, которая заходила проверить Джи, когда придет полицейский и составит рапорт. Почему его так долго нет; так не должно быть по протоколу. Было совершено преступление, и относиться к этому надо именно так.