Анжи поднялась, ее сердце колотилось изо всех сил. Она смотрела, как Пекос робко приподнял холодную безжизненную руку Баррета МакКлэйна и склонился над ним.

— Отец?

Карие глаза широко открылись. В них мелькнул отблеск узнавания, который мгновенно сменился нескрываемой ненавистью. Пекос видел это выражение отцовских глаз сотни раз. Выпустив его руку, он отступил назад. Не глядя на Анжи, он сказал ей:

— Ваш муж может, в конце концов, поправиться.

— Почему вы так думаете?

— Он все еще умеет ненавидеть. — Его серые глаза посмотрели на молодую женщину. — Я также уверен, что он еще в состоянии испытывать страсть. Возможно, его любовь к вам поможет ему выкарабкаться.

Баррет МакКлэйн прожил еще неделю. Его сын больше не заходил к нему. Он стоял с сухими глазами возле своей тетушки Эмили, пока священник превозносил умершего и награждал его такими восторженными эпитетами, что Пекос цинично спросил себя, кто же все-таки лежал в тяжелом бронзовом гробу. Он только теперь узнал, что его покойный неискренний отец был, оказывается, добрым, благочестивым, почти святым человеком.

Анжи стояла перед гробом, лишенная каких-либо чувств. Она не была больше и никогда не будет вновь той доверчивой, невинной, испуганной девочкой, которая сошла с поезда на платформу Марфы во время песчаной бури. Сейчас она стояла, распрямив плечи и высоко вздернув подбородок. Глаза Анжи Уэбстер МакКлэйн не выражали ни сожаления, ни печали по поводу смерти мужа. Она не лицемерила, как делал этот человек при жизни. Она испытывала облегчение от того, что он умер, и не собиралась притворяться, что на самом деле нее было иначе. Ее не трогали взгляды порицания и осуждения, которые явственно читались в глазах присутствующих на похоронах, столпившихся у края могилы. Анжи спокойно встречала эти взгляды, мало заботясь о том, что люди думают о ее отнюдь не вдовьем поведении.

Приглашенные заполняли большой особняк на Дель Соль с утра до позднего дня. Анжи отказалась ухаживать за гостями. Она пошла к себе немного отдохнуть, раздраженная тем, что оба охранника, которые всегда неотступно следовали за Барретом, теперь так же по пятам ходят за ней. Сказав себе, что положит этому конец чуть позже, Анжи проскользнула в свою спальню, где ее ждала Делорес.

— Анжи, — сказала служанка, помогая ей снять черное платье, — вы не намерены оставаться внизу и занимать гостей?

— Нет, — спокойно ответила Анжи, — не намерена. Пусть Пекос МакКлэйн занимается ими. Они его друзья, а не мои. — Одев кружевную сорочку, Анжи села на обитую розовым бархатом кушетку и вздохнула.

— Полагаю, ради него вам следовало бы…

— Ради кого? — Анжи раздраженно посмотрела на нее.

— Ради Пекоса, — мягко сказала Делорес. Она отложила в сторону траурное платье и опустилась на скамеечку у ног Анжи. Положив их себе на колени, она стала делать облегчающий массаж правой ступни. — Думаю, вы должны… Пекос и вы должны научиться…

— Делорес, что вы пытаетесь мне сказать? — Анжи откинулась на кушетке, закрыв рукой глаза.

— Баррет МакКлэйн почил в бозе, Анжи. Пекос теперь будет управлять ранчо, и…

— Нет, не будет. — Анжи опустила руку и улыбнулась.

Озадаченная, служанка крепко сжала ногу Анжи, ее карие глаза расширились.

— Почему вы улыбаетесь? Я не понимаю, я…

— Я объясню, Делорес, хотя не думаю, что вам понравится то, что я скажу. Понимаете, в свою первую брачную ночь я видела последнее завещание моего дорогого мужа, Баррета.

— Вы знаете, что там написано? — Ее темные глаза блеснули, вопрошая.

— Да, знаю, — ответила Анжи, играя выбившейся из-за уха прядкой волос. — Все теперь принадлежит мне.

Делорес разинула рот и тут же зажала его ладонью.

— Нет! Этого не может быть! А как же Пекос?

— А что Пекос? — Зеленые глаза Анжи сузились.

С покрасневшим лицом Делорес бессвязно пыталась напомнить ей:

— Он имеет все права на Дель Соль! Эта земля принадлежала его матери задолго до того…

— Послушайте, Делорес, — Анжи поднялась с поджатыми губами. — Мне плевать, откуда взялась эта земля, и кто имеет на нее права. Говорю вам, я вышла замуж за жалкого старика, веря, что он добрый человек: была обманута им и перенесла самый страшный кошмар в моей жизни. Если бы он не заболел, я была бы вынуждена… — Анжи вздрогнула при этой мысли.

— Анжи, Анжи, — сказала Делорес успокаивающим тоном, — я знаю, что вы чувствуете. Баррет МакКлэйн… он лгал вам, но… Пекос ведь в этом не виноват! Пекос не похож на Баррета, он добрый, любящий мальчик, он…

— Прекратите, Делорес. Мне неинтересно выслушивать, что представляет собой Пекос. Если бы вы знали… — Анжи помолчала, улыбнулась Делорес и сказала искренне:

— Делорес, я вижу, как вы расстроены, но есть много вещей, о которых вы ничего не знаете. Надеюсь, это не восстановит вас против меня, теперь, когда я…

— Анжи, я люблю вас, вы всегда были такой доброй. Но я также люблю Пекоса, я любила его все двадцать семь лет его жизни, с тех пор, как только он родился. Дитя мое, он для меня особенный. Разве вы оба не можете как-нибудь поделить…

— Нет, Делорес, мы не можем. Пекос холодный человек, и мы не сможем ужиться вместе.

— Он не такой, — возразила Делорес. — Я не знаю, что случилось между вами. Я даже надеялась, когда только вы появились на ранчо, что вы и Пекос… — Она тяжело вздохнула. — Я знаю Пекоса с его младенчества. Баррет МакКлэйн пренебрегал им, когда он был еще ребенком. Мое сердце рвалось на части, когда я видела, как этот прелестный любящий мальчик так горько плакал, чтобы вымолить у отца любовь к себе! Нет, сеньора, у Пекоса могут быть недостатки, но он не холодный и дурной человек, каким был его отец. У него нежное сердце!

К вечеру все гости разъехались. Вновь одев траурное платье, Анжи сидела в библиотеке. Пекос со скрещенными на груди руками откинулся в кресле напротив у холодного мраморного камина. Мисс Эмили сидела рядом с ним. За столом Баррета поверенный МакКлэйна Дональд Уорс держал в руках завещание усопшего. За закрытыми дверями библиотеки стояли на посту Аза Гранжер и Панч Добсон. Спокойным размеренным голосом поверенный начал читать завещание Баррета МакКлэйна. Анжи бросила короткий взгляд на Пекоса, когда слова, объявляющие, что все завещано ей, были произнесены. Его полный рот сжался и побелел от гнева, а глаза выражали потрясение и недоверие. Это длилось всего мгновение, но Анжи знала, что он кипит от злости, и понимала, что у него есть все основания быть расстроенным Его длинное стройное тело напряглось, но оставалось неподвижным, и Анжи вдруг почувствовала угрызения совести.

— Если более ничего от меня не требуется… — Поверенный поднялся и посмотрел на Анжи.

Анжи тоже встала.

— Спасибо, мистер Уорс, вас проводить?