Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто бы сомневался? – ухмыльнулась Пустельга. – Великана позовем, а, Кулак?
– Почему же не позвать? – Кондотьер приподнялся на локте. – Малыш! Сходи.
Кир поднялся, гася внезапно нахлынувшее раздражение. А почему, собственно, он? Нельзя кого-нибудь из студентов послать? Он здорово злился, оттого что в отряде присутствуют теперь уже не один, а двое студентов, замешанных в той злосчастной драке. Правда, утешает, что Антоло, кажется, ненавидит каматийца. Когда они успели перегрызться?
– Я с тобой! – вскочил Халль.
– Пошли, – кивнул тьялец. Что ж, в этом возрасте он тоже ловил бы любую возможность оказаться поближе к великану, чье существование казалось сказочным.
Они вышли из освещенного костром круга.
Чуть в стороне преступали с ноги на ногу стреноженные кони, которых охраняли Витторино и Лопата. В полусотне шагов чернела повозка, которую с большим трудом, поспев лишь к вечерним сумеркам, стащили с моста. Костерок, разведенный семейством Шемяка, подсвечивал лишь ее контур, создавая впечатление таинственности. Будто и не обычная телега, а волшебный предмет, озаренный отблесками Силы.
Повозка застряла очень серьезно, как сказал кондотьер. Одно колесо заклинило между бревнами настила, а второе едва не соскочило с моста – держалось на честном слове, что называется. О такой устойчивости говорят – воробей на краешек сядет, и пожалуйста. Сначала из нее вытащили все мешки и корзины, сложили их на берегу под бдительным оком жены Шемяка. Потом взялись за саму телегу. И тут, положа руку на сердце, если бы не великан, наемники и крестьяне не справились бы. Северянин работал за четверых, что не мудрено при его телесной мощи.
Сразу после того, как толпа, узнавшая в Кулаке некоего легендарного Однорукого, убралась восвояси на левый берег, великан подошел к кондотьеру, остановился в трех шагах, долго стоял молча, пристально рассматривая предводителя наемников. Потом сказал:
– Меня зовут Тер-Ахар.
И церемонно поклонился.
– Какими судьбами ты здесь, Тер-Ахар? – ответив на поклон, спросил Кулак.
Великан пожал плечами:
– Служил в Аксамале.
– Верно, смута многих с места сорвала?
– Я до смуты ушел. Не поладил с нанимателем.
– Ясно. – Кондотьер сам не любил, когда лезут в душу, и уважал эту привычку в любом другом существе. Поэтому расспросы прекратил. Захочет, сам все выложит, как на тарелочке. А на нет и суда нет…
После долго и тяжело работали, отгоняя при этом назойливых поселян с того берега. Они приходили кучками по пять-шесть человек. И старики, и детишки, и взрослые мужчины – кормильцы семей. Бесцельно слонялись рядом, пытались давать советы. Нет, чтобы помощь предложить! Многие лезли с расспросами – а тот ли это самый Однорукий, который?.. А что именно «который», так никто и не сказал. Подкатывали глаза, цокали языками. Подмигивали: дескать, хватит притворяться, сами, поди, лучше нас знаете. Один дедок высказался, что теперь, мол, крышка подлым дроу, раз Однорукий со своей бандой подоспел. Хорошо, хоть раз и навсегда отпали вопросы вроде: «А чего вы на тот берег претесь?»
Наконец телегу вытащили. Беженцы успокоились, начали разводить костры, готовиться к ночевке. Великан ушел в сторожку. Как выяснилось, он жил в ней уже добрый десяток дней. Пришел пешком от самой Аксамалы, намереваясь перевалить через горы Тумана и уйти в Гронд. Но оказалось, что мост разрушен, на левом берегу столпилось несколько сотен подвод, а стражники, в обязанности которых входило не только взимать подать, но и поддерживать переправу, разбежались, напуганные ширящимися слухами о бесчинствах остроухих.
Тер-Ахар не боялся дроу. Вообще-то, нечеловеческие расы довольно мирно сосуществовали друг с другом, слишком увлеченные враждой с людьми. И правда, зачем тратить время и силы? Ведь жизнь дроу и великанов, альвов и морского народа, гоблинов и кентавров настолько различалась, что им было просто нечего делить. Другое дело – люди. Они всегда лезли не в свои дела, норовили отнять если не земли и накопленное добро, то право на свободу веры, право решать, как жить дальше, что есть, что пить, во что одеваться. Зачем им, скажите на милость, гоблинские болота? Или степи кентавров? Или дремучие леса, покрывающие склоны гор Тумана? Так нет же! Лезут… Будто не хватает своих гор, степей и болот. Эти высказывания Кир не раз слышал от Белого, который, хоть и путешествовал вместе с кондотьером, сражался в людских войнах, а во многом остался все таким же остроухим, как и прочие, никогда не покидавшие родных чащоб.
Так вот… Великан починил мост, выдернув для этого несколько бревен из задней стенки хлева, где стражники, скорее всего, держали коней. Остался на пару дней, желая убедиться, что все в порядке. Когда собрался продолжать путь, пришлось разнимать не в меру горячих мужичков, поспоривших из-за очередности проезда. Потом нашлись еще причины – вроде бы и не слишком важные, но требующие безотлагательного решения. Так и получилось, что северянин остался на переправе и уже начал потихоньку обживать брошенный сруб.
Кирсьен подошел к сторожке. Постучал по двери, покашлял негромко. Вдруг великан уже заснул? Умаялся-то за день он не меньше, а больше других.
За стенкой послышался шорох. Дверь распахнулась.
– Кулак приглашает тебя разделить вечернюю трапезу, – выпалил молодой человек, ощутив внезапную робость при виде существа, возвышающегося над ним на добрых два локтя.
– Спасибо, – прогудел Тер-Ахар. – Я иду.
Обратно они шагали рядом. Северянин двигался удивительно легко и бесшумно для его веса. Будто кот, скрадывающий добычу. Ни один сучок под ногой не хрустнул. Краем глаза наблюдая за его ленивой грацией, Кир представил себе, какой противник мог бы получиться из великана в бою, и порадовался, что уроженцы Гронда не вступали в открытое противоборство с людьми уже лет пятьсот.
У костра Тер-Ахар поприветствовал всех присутствующих с церемонностью, обычной для диких, незатронутых цивилизацией племен. Известно, что они придают больше значения всяческим условностям, чем жители империи, свободные и раскованные в словах и поступках. Кондотьер ответил, как и положено предводителю, за всех. Жестом пригласил великана присесть рядом.
Северянин уселся как ни в чем не бывало, вытащил из-за голенища ложку. Да и то… Если проработал с кем-то плечом к плечу едва не полдня, то поневоле начинаешь чувствовать себя по-свойски.
– Давай, братец… энтого… Проголодалша, поди? – подмигнул ему Почечуй.
Тер-Ахар ухмыльнулся и, дождавшись, пока зачерпнет из котелка Пустельга, тоже сунул ложку в варево. Коморнику обычно удавалось приготовить из самых простых составных частей такую еду, что за уши не оттянешь. Пшено, кусочки обжаренного сала, лук, рубленая морковь… Кажется: ну чего такого? А ведь вкусно!
Кулак продолжал рассказ, который, очевидно, начал без Кира:
– …молодой я был, горячий. И глупый. Глупый и горячий. Кровь играла, подвига хотелось.