Тасдрон вытащил ее за руку в коридор и повлек к наружной двери. Колокольчик «добытчицы» призывно звенел на ее шее. Трактирщик отодвинул засов и вышвырнул девушку во тьму переулка. Бросив на нас последний взгляд, она, сопровождаемая мелодичным звоном, поспешила выполнять наше повеление. Тасдрон закрыл дверь и задвинул щеколду.

— Как ты думаешь, у нее получится? — спросил Каллимах Тасдрона, когда тот вернулся в комнату.

— Она рабыня, — сказал Тасдрон. — В ее интересах постараться как следует.

— Давайте поедим, — предложил я. — Давно уже хочется.

— И мне, — сказал Каллимах.

— И мне, — поддержал нас трактирщик.

— Флоренс! — воскликнул я.

— Господин! — отозвалась она с довольным видом.

— Это ты! — рассмеялся я.

— Да, это я, — сказала она.

— Как приятно тебя увидеть!

— Мужчине, несомненно, приятно видеть меня такой, какая я есть, — улыбнулась Флоренс.

Шел восемнадцатый час. Близилась горианская полночь. Мы с Тасдроном и Каллимахом поужинали в задней комнате, после чего я оставил своих собеседников и вышел в главную залу таверны. Тайная встреча намечалась на двадцатый час, и у меня было время прогуляться.

— Ты хорошо выглядишь, — заметил я.

— Мой хозяин об этом позаботился.

В таверне Тасдрона, как и во многих других, вдоль одной стены тянулся ряд рабских колец, к которым хозяева могли привязать своих рабынь, в то время как сами выпивали и закусывали. Для посетителей это было очень удобно.

— Какая ты красавица, — сказал я, присев рядом с ней.

— Спасибо, господин.

— Вижу, рабство пошло тебе на пользу.

— Да, господин, — ответила она тихонько.

Я мягко взял ее за подбородок и повернул к себе лицом.

— Должен сказать, что твое преображение просто невероятно.

— Ты просто не привык видеть меня в рабской тунике и ошейнике.

— Нет, — возразил я, опуская руку, — Перемена слишком сильна, чтобы ее можно было объяснить так просто.

— Да, господин, — улыбнулась Флоренс.

Я присмотрелся к ней в той манере, в какой обычно осматривает мужчина порабощенную женщину, в то время как она смущенно опустила голову. Одежда ее сводилась к минимуму, но это, разумеется, ничуть не портило Флоренс, а лишь подчеркивало ее привлекательность. Я сразу понял, что нынешний хозяин этой женщины гордится красотой своей рабыни и потому с удовольствием выставляет ее напоказ. Флоренс стояла на коленях, спиной к стене, с широко раздвинутыми ногами и поднятыми вверх руками. Сталь оков подчеркивала и оттеняла ее нежную, шелковистую кожу. Я с удовольствием обвел взглядом чувственные изгибы ее тела, красоту упругой высокой груди, манящую округлость бедер, выпуклость ягодиц, стройность икр и маленькие ступни. Как и подобает рабыне, она была босой.

— Ты поразительно красива, Флоренс, — повторил я.

— Спасибо, господин, — поблагодарила она.

— Особенно приятно любоваться тобой, когда ты прикована цепями к кольцу.

— Да, господин.

Обычно хозяин сажает рабыню на две цепи, ручную и ножную, когда находится в незнакомой обстановке и не совсем хорошо представляет, чего можно ожидать. В привычном окружении господа ограничиваются одной цепью, а то и просто приказывают рабыне сидеть под кольцом. Девушка сама держится за него и не выпустит до тех пор, пока не получит разрешения от хозяина. Случалось, рабынь насиловали возле таких колец, и они вели себя так же, как если бы были к ним прикованы: приказ господина способен удержать любую из них на месте не хуже, чем сталь или веревки.

— Твой хозяин всегда приковывает тебя в тавернах таким образом? — спросил я.

— Да, господин, — подтвердила Флоренс.

— Наверное, тебя не так-то просто украсть, — улыбнулся я.

— Да, господин, — улыбнулась Флоренс в ответ.

— Твой господин, должно быть, высоко тебя ценит.

— Я всего лишь рабыня, — с улыбкой промолвила она, опустив голову.

— А кто твой хозяин?

— Майлз из Вонда.

— Вообще-то я так и думал.

— Он купил меня на тайных торгах, состоявшихся в лагере работорговца Теналиона.

— И сколько он за тебя дал?

— Сто золотых монет, — ответила Флоренс, расцветая горделивой улыбкой.

— Тщеславная сучка! — рассмеялся я.

— Верно, — улыбнулась она.

— Здорово! — сказал я. — Самому-то мне, когда я продал тебя Теналиону, досталось всего десять серебряных монет.

— Мой господин дал за меня гораздо больше того, что я стою на самом деле.

— Майлз из Вонда наверняка думает иначе.

— Нет, — улыбнулась Флоренс.

— Ты счастлива?

Она подняла сияющие глаза.

— О да, господин! Я счастлива!

— Прекрасно, — сказал я.

— Он раздел меня, выпорол и быстро дал мне понять, что я являюсь его собственностью.

— Я очень рад за тебя.

— Когда я была свободной, мне не приходилось и мечтать о таком мужчине. Я и представить себе не могла, что, когда он сорвет с меня одежду и бросит к своим ногам, я стану умолять его надеть на меня ошейник.

— Будь ты свободной, он не мог бы обойтись с тобой таким образом.

— Это верно, — согласилась Флоренс. — Будь я свободной, он не мог бы относиться ко мне и обращаться со мной, как ему угодно. Не мог бы насиловать меня, как подобает самцу. Но когда меня сделали рабыней и обучили повиновению, я поняла, чего желаю от жизни.

— Я рад, что ты так счастлива, — сказал я.

— Но он строг со мной, — заметила она. — Я должна слушаться его во всем.

— Само собой.

— Единственное, чего я боюсь, так это надоесть ему. Тогда он не задумываясь продаст меня. Я угождаю ему изо всех сил.

— Надо полагать, чтобы избежать порки? — усмехнулся я.

— Я люблю его! — возразила Флоренс. — Люблю Майлза из Вонда.

— Любовью свободной спутницы? — осведомился я.

— Нет, — ответила она, — безнадежной и всепоглощающей любовью рабыни к своему господину.

— Ему повезло.

— Я всецело принадлежу ему, — сказала со смущенной улыбкой дивная, лучащаяся счастьем красавица с каштановыми волосами, и я снова подумал о том, как чудесно может преобразить женщину рабство.

— Как тебя зовут теперь? — спросил я.

— Флоренс, — ответила она.