Лиза то и дело кидала на меня игривые взгляды, как бы спрашивая: «Помнишь, что у нас было ночью? Это было просто великолепно. Знаешь, я не прочь повторить». Что-то подобное она мне сказала вчера, а сегодня это же читалось в её глазах. Я надеялся, что немного плотских утех отвлекут девушку от тоски по покойному мужу. Его уже не вернуть, а дальше жить как-то надо.

К счастью, Лиза тоже прекрасно это понимала. Она была той ещё оторвой, любила жизнь и приключения. Строгое воспитание, какое в те времена полагалось благородным девицам, так и не смогло убить в ней искренность и непосредственность. С другой стороны, Лиза прекрасно понимала, где и как себя вести. Она никогда не стала бы хулиганить на деловой встрече, а некоторые вещи даже при слугах старалась не демонстрировать. Слуги не должны были знать, что произошло между нами. Незачем давать повод для сплетен.

В Москву мы решили отправиться на моём кабриолете, чтобы лишний раз не мелькать на вокзале. Лиза очень обрадовалась такому путешествию. Она никогда не ездила так далеко на машине, хотя и признавалась, что любит дорогу. Я же с ужасом представлял, каково будет трястись столько времени на автомобиле тридцатых годов выпуска.

Поехали вчетвером: я, Лиза, Ника и Иван. Кузьма Сиволапов с ещё тремя стражниками и люди Оболенского должны были отправиться завтра на поезде.

Поклажи я набрал два чемодана в дополнении к тому, который был с собой. Прихватил фотоальбомы, кое-что из одежды и, самое главное — вещи своего славного предка: униформу, саблю, револьвер и кое-какую мелочь вроде малахитовой табакерки и письменных принадлежностей. В небольшой багажник моего кабриолета, понятное дело, всё не влезло. Пришлось отдать Сиволапову под личную ответственность.

Путь действительно оказался долгим. Через сто лет проехать на машине двести пятьдесят километров по загородной трассе можно будет часа за три максимум, а сейчас и транспорт был медленный, и дорога плохая — обычная пыльная гравийка, по которой кабриолет едва ли пятьдесят километров в час мог выжать.

Перчинки добавлял довольно жёсткое и тесное заднее кресло. Если первый класс в поезде по удобству почти не уступал современным поездам, то автотранспорту предстояла ещё долгая эволюция, чтобы достичь минимального уровня комфорта.

Под конец даже Лизе надоело ехать, хоть всю дорогу она с интересом смотрела в окно на проезжающие машины, проплывающий мимо деревеньки, на трактора, ползающие по огромным вспаханным полям, и домашний скот, что время от времени мелькал вдали.

Домой в Приозёрный добрались лишь к ночи. У меня едва хватило сил помыться и доползти до кровати.

Завтракали мы уже в привычной обстановке. Вот только Лиза, вернувшись домой, опять загрустила. Здесь ей всё напоминало о Сергее и о прошлой беззаботной жизни.

— Может быть, тебе переехать в другое место? — предложил я.

— Если честно, — призналась Лиза, — мне пока страшновато. Да и Пётр Петрович настаивает, чтобы я жила здесь. Говорит, так безопаснее.

— Ох уж, этот Пётр Петрович…

— Он заботится обо мне. Это ради моего же блага.

— Да я не сомневаюсь.

После завтрака состоялся разговор с Никой. Мы отправились на берег озера, и там без лишних ушей я объяснил, что от неё потребуется в ближайшее время. Во-первых, отныне Ника возглавляла мою стражу. Я ей доверял больше, чем другим, по той простой причине, что остальных знал плохо, а с Никой мы уже сработались. Во-вторых, дал указание выследить и устранить Никитина желательно тихо и без свидетелей. Призванные духи неплохо бы справились с такой задачей.

Лизе тоже предстояли кое-какие дела. Она должна была съездить в кофейни и в дом Валентина, переговорить с управляющими, оценить состояние заведений и недвижимости.

День клонился к вечеру, когда я добрался, наконец, до академии. Зашёл в подъезд. В холле возле стола с телефоном сидел охранник, читал газету — тот самый, который разогнал хулиганов, пытавшихся меня побить месяц назад.

— Добрый вечер, — поздоровался я.

— Добрый вечер, ваше благородие, — учтиво ответил охранник.

— Как тут дела? Ко мне никто не приходил?

— Нет, к вам посетителей не было.

Поднявшись на четвёртый этаж, я открыл дверь. На полу возле коврика валялся сложенный листок бумаги. Кто-то просунул его в щель, и первым делом подумалось, что это записка от Насти. Та, наверняка, очень удивилась моему недельному отсутствию.

Включил свет, поднял листок, развернул.

«Ты не жилец Алексей Васильев, ты не доживёшь до конца учебного года», — гласила надпись, составленная из газетных вырезок.

Я поставил чемодан на пол, бухнулся в кресло, перечитал записку. Если это не какие-нибудь очередные козни Шереметевых, было похоже, что у меня появился ещё один заклятый враг, но теперь уже в стенах академии.

Глава 21

Я не слишком долго гадал, кто подкинул загадочную записку. Настя? Вряд ли она. Зачем ей заниматься такой ерундой? Разумеется, сделал это Евгений Огинский или кто-то из его шнурков. Судя по тому, сколько народу пришло меня бить в тот вечер, он сколотил целую банду, а теперь обиделся и принялся угрожать. Интересно только, со мной, в самом деле, собираются расправиться или просто попугать решили? А если, и правда, убить хотят, то как они это сделают на территории академии?

Понедельник первым занятием шла общая лекция, затем мы отправились в кабинет французского. И тут ко мне снова пристал с расспросами Брехов, всё так же лакейничающий перед Сашей Орловым.

— Давненько вас видно не было, господин Васильев, — заметил он. — Никак захворали?

— Дела, господин Брахов, — ответил я. — Неотложные дела. Только не называйте меня этой фамилией, отныне я не Васильев, а Дубровский.

— Ты что, решил фамилию сменить? — удивился сидящий за одним со мной столом Павел.

— Конечно. Это фамилия моего рода. Из-за досадного недоразумения мне пришлось носить другую, но теперь всё вернулось на круги своя.

— Как интересно, — навострил уши Брехов. — Загадочная история, скажу я вам.

— Ничего загадочного в этом нет. Просто недоразумение, о котором нет смысла много рассказывать.

— Ну почему же…

— А потому же, — я уставился на подхалима таким взглядом, что тот сразу затих.

— Погодите. Дубровские — что-то знакомое, — заговорил Орлов, который стоял неподалёку, опершись на подоконник, и прекрасно слышал весь разговор. — Это древняя фамилия?

— Столбовые дворяне, наш род берёт начало в пятнадцатом веке.

— А мы-то думали, вы — из каких-нибудь безродных дворян.