На входе красавец Кривошеин, бывший спецназовец, а теперьначальник охраны нашей фирмы, хотя, если честно, он единственный сотрудникохраны, а все остальные его подчиненные — видеокамеры, анализаторы запаха,детекторы температуры, автоматические системы тушения огня, лазерные датчикислежения и оповещения, а также вся сложная система контроля.

Он приветствовал меня броском ладони к виску, словно пионер,на Алёну посмотрел оценивающе: высокая и спортивная, как нельзя больше ему впару.

— Ты набрала, — поинтересовался он, — запоследние полгода пару килограммов, или мне чудится? Нет желания сбросить?.. Ато поедем с нами в турпоход? Теперь это модно.

Она поморщилась:

— Что? Жить в палатках, комаров кормить? Жратьподгорелое мясо на палочках?

— Зато романтика, — сказал он гордо.

— Ну нет, — сказала она победно ирасхохоталась: — Я уж лучше по «Троецарствию» поброжу. Там в новом урочищетакие дивные птицы… Или в локациях, что на той неделе ввели! Там и рыбу сзолотыми перьями поймать можно.

Он спросил ошалело:

— Рыбы с золотыми перьями? Это хде?

— В Шарукане, — объяснила она. — Совсемблизко от Золочева. Можно на грифоне долететь. Или на виверне, хотя на грифонеи дешевле. Зато на виверне быстрее…

Он сперва выпучил глаза, потом потускнел, отмахнулся:

— Я серьезно…

— И я серьезно, — ответила она. — Что мне тотзагаженный берег речушки, куда ты нас приведешь, когда я могу расположитьсялагерем в дивной сказочной стране эльфов, где дриады, гномы, пиксики и дажеединороги! Нет, ты не поймешь…

— Не пойму, — ответил он сердито.

Мы перешли в раздевалку, стенной шкафчик Алёны ближе квходу, из-за чего ее обычно шлепают по голому заду те, кто заходит минутойпозже, мой наискось в другом ряду. Алёна приложила ладонь к сенсорной пластине,дверки распахнулись. Она быстро и ловко, не делая лишних движений, скидывалаботинки, брюки, молниеносно стянула через голову майку, тяжелые налитые грудизаколыхались, переводя вечно напряженные соски с одной цели на другую.

Я раздевался чуть медленнее, у мужчин в этом сезоне шнурковбольше, шкафчик Алёны захлопнулся автоматически и сдал себя на пульт охраны.

Алёна пошла было мимо меня, я ей голый менее интересен, чемв одежде, голым уже видела не раз, и всегда я занимался какой-то хренью, но япридержал за руку.

— А что это ты такая чистенькая?

Она вскинула брови:

— Что ты имеешь в виду? Говори яснее, я читать мысли неумею!

— Жаль, — ответил я, — такие красотыпропадают на пути, пока донесешь их от глаза до языка!.. Я про татухи, которымисейчас разрисовывают себя любители, как папуасы какие.

Она опустила голову и, оттопырив губу, посмотрела на живот,ноги, затем повернула шею, как скрипачка, и попыталась посмотреть на свою спинучерез плечо.

— Не нравится?

— Наоборот, — сказал я искренне. — Чистая,как рыбка!

Она спросила с подозрением в голосе:

— Какая рыбка?

— Ну, — сказал я в затруднении, — налим,наверное… На окуня ты мало похожа… или на карася. Ты больше мурена… илибарракуда!

— Ну спасибо, — произнесла она высокомерно инеспешно удалилась по узкому коридору, где замаскированные в стенах датчикипроверяют каждый миллиметр ее тела.

Я вздохнул, глядя на ее широкие плечи и красиво изогнутую,словно крылья «ламборджини», спину. Талия узкая, ниже начинаются загорелыеягодицы, что без всяких нависающих складок переходят в спортивные ноги сидеально подогнанными связками и хорошо работающими суставами.

Во второй раздевалке мы переоделись в рабочее, я сказалАлёне торопливо, стараясь замазать свой промах насчет рыбы:

— Ты как одна из моделей, что рисует Василий Петрович!

Она угрожающе насупилась:

— Ты меня мобом обозвал?

— Нет-нет, — сказал я поспешно. — Я имею ввиду женщин! Он их тоже рисует, для тебя это новость?

Она фыркнула:

— Значит, я вполне во вкусе шестидесятилетнего? Ну тыумеешь говорить женщинам приятное, умеешь…

Сморщив нос, удалилась подчеркнуто красиво и гордо, и толькокогда хлопнула дверь, ведущая в рабочую часть, я понял, что дразнила нарочито,прикидываясь оскорбленной.

Уже в зале я показал ей кулак. Она спросила ядовито:

— Что, не ндравится, когда ваше драгоценное и лелеемоемужское общество падает в цене?

— Лишь бы мое не падало, — ответил я мирно. —Как ты насчет?

Она удивленно вскинула брови:

— Это что, предложение?

— Да пора бы, — ответил я нагло, — а то мы стобой шесть лет в команде, с ума сойти, а я еще не видел тебя без трусов. Всмысле, близко не видел. А когда и была возможность, как-то не присматривался.Дикость какая-то. Как будто и не шеф.

Она подумала, кивнула:

— Ладно, щас сниму трусы. Посмотришь, как у меняспереди и сзади. Увеличительное стекло дать?

Я протестующе выставил вперед ладони.

— Нет-нет, меня такая малость не устроит. Оставимвизуальный ряд на время, когда мне будет лет сто.

— А-а-а, — протянула она, — вот вы о чем… Аты уверен, что сможешь посоревноваться хотя бы с фаллоимитатором, я уж молчу овибраторе с насадками?

Я скорбно вздохнул:

— Увы, сдаюсь.

— То-то, — сказала она победно. — Впрочем,как-нибудь могу позволить посмотреть, как я мастурбирую. Из соседней комнаты, взамочную скважину. Просьба только не сопеть, меня такое отвлекает.

— Вот уж не думал, — сказал я удивленно, —что ты такая чувствительная натура!

— Я чувствительная, — подтвердила она. — Иочень нежная. Вообще-то я могу получить оргазм даже от почесывания спины. Нутам, у самого основания, где спина уже теряет свою благородное название. Такчто со мной легко.

Я фыркнул скептически:

— Тогда зачем тебе фаллоимитаторы и вибраторы?

— А на полку поставить? — удивилась она. —Кто ни зайдет помыть руки, сразу видит — нормальная женщина! А иначе черт-течто подумают. Спросить постесняются, а надумают та-а-а-акое! Я даже и не представляю,что можно подумать! А вы представляете? Сейчас такие возможности, такиевозможности… Я не знаю, как насчет достижений в генетике или космонавтике, носовсем в другой области этих возможностей с каждым днем все больше.

Я передернул плечами:

— Ужас.

Она сказала уже другим, почти мечтательным тоном: