И слышит в ответ:

— Сюда, старушка! Сюда, я здесь!

И Тинтин спешит к нему. На последнем метре она буквально падает от изнеможения, всем телом бросаясь вперед.

— Она у тебя? — спрашивает Ребекка.

Ее ноги по-прежнему уносит течением, будто кто-то тянет ее вперед.

— Она у тебя? — повторяет Ребекка, не дождавшись ответа.

— Она у меня! — наконец отвечает Яльмар, глотая слезы. — Она здесь.

— Не отпускай ее! — отзывается Ребекка.

— Я держу ее за ошейник! — кричит Яльмар.

Но Ребекка больше не может ничего сказать.

Она должна сопротивляться.

Ребекка бьет по воде руками, в то время как ее бедра прижимает к краю льдины. Теперь она почти лежит на спине, и ее вот-вот унесет течением. Снег летит в лицо, ей удается смахнуть его рукой. Только сейчас она чувствует, как холодна вода.

Сил больше не осталось. Сейчас ее плечи уже скрыты под водой. Ее уносит потоком, прижимая к внутренней поверхности льда.

И тут до Ребекки снова доносится голос Яльмара. Он поет.

Крекула вцепился в ошейник Тинтин мертвой хваткой, а та дрожала от холода.

Он снова и снова пытался выбраться из снега, но все его усилия были напрасны.

Ребекка опять кричала и спрашивала Яльмара, при нем ли собака.

— Она здесь! — отвечал он.

Он крепко держал ее и думал, что Тинтин — последнее, что у него осталось. Что, во всяком случае, эта собака будет жить. Тинтин выла, будто рыдала. Потом легла в снег и начала скулить.

Из глаз Яльмара полились слезы. Он оплакивал Вильму, Ребекку, Хьорлейфура и Туре. И себя тоже, такого несчастного и жирного, намертво застрявшего в сугробе.

А теперь он запел.

Это произошло само собой. Сначала его голос звучал хрипло и печально, но постепенно набирал силу.

Есть божественный источник,

Он в веках неисчерпаем,

Тот божественный источник

Называется «любовь».

Давно уже слышал он эту песню последний раз, но сейчас слова вспоминаются сами собой.

И откроет мне ворота

Тот, чьей кровью я спасен[52].

Снег искрится под жарким весенним солнцем. И на многие мили вокруг ни одного человека, кроме Ребекки в реке и Яльмара в сугробе. В человеческих и собачьих следах, а также в колее, оставленной снегоходом, дрожат голубые тени.

Ребекка лежит в воде, почти полностью подо льдом. Она может еще видеть вершины деревьев, растущих на поляне на другом берегу реки, но самой ей никогда туда не добраться. Она смотрит на черные стволы елей и кроны, усеянные шишками.

Березы здесь тонкие и нежные. В Южной Швеции растения уже цветут. Магнолии и вишни в парке похожи на нарядных девушек. Здесь все по-другому. Деревья с узловатыми, острыми ветками больше напоминают старух, любующихся весной с высоты берега.

«Ведь это совсем рядом, — думает Ребекка, глядя на деревья. — Назовите это глупостью, но я должна добежать до них. Мне нельзя здесь оставаться».

Там, на берегу, Яльмар все еще поет. Может, он сошел с ума? Но с голосом у него все в порядке.

Он простит мне прегрешенья —

Это чудо из чудес,

И сейчас я громко славлю

Милосердие его.

Каждый раз, когда он доходит до припева, кажется, и вороны подпевают ему.

Но вот Ребекка чувствует, как вода проникает ей в рот, нос, и ее снова охватывает страх.

А через секунду она уже лежит подо льдом, шероховатым и колючим с внутренней стороны. Теперь она во власти черного потока, который кружит ее и бьет затылком обо что-то твердое. Что это, лед или камень? Она не знает. В ее глазах темно.

Анна-Мария Мелла, Свен-Эрик Стольнакке, Фред Ульссон и Томми Рантакюро вышли из «Форда Эскорта» инспектора Мелла неподалеку от дачного дома Яльмара Крекула, там, где припарковала свою машину Ребекка.

— У меня плохие предчувствия, — объявил Свен-Эрик, вглядываясь в сторону леса, туда, где за деревьями только над одной из избушек поднималась к небу струйка дыма.

— У меня тоже, — заметила Анна-Мария.

Она, как и ее коллеги, имела при себе оружие. Вдруг раздался крик. Зловещий, нечеловеческий вопль прорезал тишину, повторяясь снова и снова. Казалось, он никогда не смолкнет.

Полицейские переглянулись. Никто из них не мог вымолвить ни слова.

Наконец откуда-то послышался мужской голос:

— Замолчи! Прекрати орать!

И это он вывел их из оцепенения. Один за другим, вся группа розыска помчалась по направлению к дому, ступая в след снегохода. Впереди, как самый молодой, бежал Томми Рантакюро.

Тем временем Ребекку уже несло вниз по течению. Воздуха не хватало, и она напрасно царапала лед. От холода раскалывалась голова, легкие были готовы взорваться от боли.

Внезапно Ребекка ударилась обо что-то твердое коленями и спиной. Она перевернулась и застряла в позе на четвереньках у самого берега, куда ее отнесло течением. Сейчас она стояла коленями на камне, а головой упиралась в лед.

Ребекка поджала ноги, так что колени оказались на уровне пупка, и изо всей силы надавила спиной на прозрачную толщу.

И та поддалась. У берега лед таял быстрее и был не так крепок. Ребекка поднялась, глубоко вздохнув, и громко закричала. А потом уже орала во весь голос и никак не могла остановиться.

Яльмар прекратил петь и уставился на Ребекку, вдруг пробившуюся из-подо льда, точно росток на поверхность земли.

А она все кричала и кричала, пока не сорвала голос.

— Замолчи же наконец! — возмущался Яльмар. — Хватит орать! И забери свою собаку!

Тинтин лежала рядом с ним, не подавая признаков жизни.

Внезапно Ребекка ударилась в слезы. Она пробиралась к берегу, с трудом переставляя ноги в ледяной каше, и громко ревела, вздрагивая от рыданий.

Тут Яльмар начал смеяться. Он хохотал до боли в животе, задыхаясь от нехватки воздуха. Последний раз такое с ним случалось больше года назад, когда он услышал по телевизору какую-то удачную шутку.

Ребекка направилась к дому за лопатой. По дороге ее два раза стошнило.

Когда Анна-Мария Мелла с коллегами подошли к избушке и оглянулись на реку, они увидели на берегу Ребекку и Яльмара. Крекула провалился по пояс в сугроб, и Ребекка лопатой разгребала вокруг него снег. Ее одежду и волосы покрывал слой мокрой тины. Пальто валялось на берегу. На голове и руках кровоточили раны, на которые она не обращала внимания и, стиснув зубы, сосредоточенно работала лопатой.