— Там наверняка есть туалет или что-нибудь в этом роде. Поторопись.

И Яльмар поспешил в указанном направлении, снял с петель дверь дровяного сарая и принес матери. К тому времени Кертту уже перерезала веревку и сняла с проруби крестовину.

— Положи дверь сюда, — она указала на прорубь. — И встань на нее.

И Яльмар сделал, как ему велели.

Он щурился: солнце слепило ему глаза. Туре напевал себе под нос.

Прошло несколько минут, а потом кто-то начал царапать дверь с той стороны.

Яльмар так и подумал: «кто-то». Мысль о том, что это Вильма или Симон, была бы для него невыносимой.

Кертту молчала, глядя куда-то вдаль. Яльмар тоже смотрел в сторону. Только Туре не спускал глаз с двери. Он выглядел деятельным и бодрым, словно вся эта затея придала ему сил.

— И что же делал Туре? — поинтересовалась Ребекка. — Он ведь тоже был с вами?

— Ничего, — ответил Яльмар. — Это все я, я…

Человек подо льдом отплыл куда-то в сторону. Туре перестал петь и принялся высматривать его, словно зверь добычу.

— Это она, — тихо сказал Туре. — Она маленькая…

Яльмар не хотел его слышать. Нет, это не она. Это «кто-то».

А потом «кто-то» начал долбить лед, рубить и сверлить его ножом.

Туре это, похоже, развеселило.

— Чертова кошка! — воскликнул он даже с некоторым уважением. — У нее есть характер, это надо признать.

Он стоял в стороне и наблюдал, как дырочка во льду становилась все больше и больше. Наконец из нее показалась рука. Туре тут же сжал ее в своей, словно поздоровался.

— Добрый день, добрый день, — смеялся он, дергая руку из стороны в сторону.

И с вызовом глядел на брата. Этот взгляд знаком Яльмару с детства. «Помешай мне, если сможешь, — говорил он, — или скажи что-нибудь, если осмелишься».

Но Яльмар молчал. Он словно ослеп и оглох, как всегда в таких случаях. Он позволил брату делать то, что тот хочет.

А потом Туре остался с пустой водолазной перчаткой в руке. «Кому-то» все-таки посчастливилось вырваться.

— Шлюха! — закричал он.

Теперь в его голосе слышалась злоба.

Вильма плыла дальше, а Туре бежал за ней, запыхавшись. Ведь лед был гладкий и скользкий, а девушка передвигалась в воде быстро.

— Чертова стокгольмская шлюха! — ворчал Туре.

Потом она снова стучала и царапалась в дверь и вдруг пропала, а Туре искал ее.

И вот наконец все кончено. Она затихла. Туре тоже.

— Наконец-то, — задыхаясь, шептал он, — наконец-то…

Туре опустился на колени и прижал лицо ко льду.

— Мы объявляем в розыск Туре Крекула, — сказала Анна-Мария Мелла Свену-Эрику Стольнакке, Томми Рантакюро и Фреду Ульссону.

Они собрались в здании полицейского участка.

— Надо сообщить патрульным в Елливаре, Бодене, Лулео, Каликсе и Хапаранде. Разошлите список всех машин, имеющихся на предприятии Крекула, а также в распоряжении членов семьи.

Тут ее мобильник сигнализировал о получении эсэмэс. Голосовое сообщение.

Коллеги выжидательно подняли брови.

— Проклятье! — выругалась Анна-Мария, откладывая телефон в сторону. — Ребекка отправилась в Пиили-ярве поговорить с Яльмаром Крекула. Якобы он позвонил ей и во всем сознался.

Анна-Мария набрала номер Ребекки, однако ответа не дождалась.

— Все ее чертово безрассудство! — возмутилась она.

Полицейские молчали. Анна-Мария глядела на Свена-Эрика. Должно быть, тот вспоминал Реглу. Если кто и отличился тогда безрассудством, так это Анна-Мария.

Внезапно Мелла почувствовала себя усталой, и ей стало тоскливо. Она приготовилась выслушать то, что сейчас должен был сказать Свен-Эрик. Мелла не собиралась ни сжимать кулаки, ни закатывать рукава, ни кричать. Она встретила бы все его обвинения с открытым забралом.

«Это конец, — думала Анна-Мария. — Больше я не вынесу. Лучше рожу еще одного ребенка».

Прошло несколько секунд, которые тянулись целую вечность. Анна-Мария смотрела на Свена-Эрика, а тот — на нее.

— Все как тогда, — сказал наконец Стольнакке. — Мы едем в Пиили-ярви.

Кровь бросилась в лицо Анне-Марии.

«Все как тогда». — Он, конечно, имел в виду Реглу.

Яльмар отхлебнул кофе, держа чашку обеими руками. Вера царапала ему ногу, требуя к себе внимания, хотя за время своего рассказа Яльмар не переставал ее чесать.

— Я не думал, что там, подо льдом, Вильма, — продолжал он. — Эта мысль была свыше моих сил. Она умирала там, я стоял здесь.

— Но потом вы о ней вспоминали? — спросила Ребекка.

— Да… — прошептал он. — И много…

— А как она попала в реку?

— Мать велела нам перевезти ее, — отвечал Яльмар, — не хотела, чтобы ее нашли в озере. Вы же понимаете, там лежит самолет, о котором никто не должен знать. Мы подняли ее и стали ждать Симона. Но он так и не появился.

Яльмар закрыл глаза. Сейчас он вспоминал, как они разломали зеленую дверь на куски, которые побросали в прорубь.

«И мы не обратили внимания на рюкзаки, — заметил он про себя. — Думали, что все учли, однако оказалось не так».

Крекула провел ладонью по лицу и продолжил:

— На мотовездеходе мы вывезли ее на лесную дорогу. В машине я сжимал ее в своих объятьях. Именно тогда и начались мои мучения, которым до сих пор нет конца. Если бы не я держал ее, тогда, быть может… Я не знаю, я не могу этого забыть… Потом положили ее в их автомобиль, на заднее сиденье. Я сел за руль и направился в сторону Тервасковски, туда, где реку еще не сковало льдом. На это бензина хватило. Брат отвез мать домой, а потом присоединился ко мне. Мы отнесли Вильму к порогам и бросили в воду. Ключи от их автомобиля спрятали над колесом.

— Я слышала, ваша мать в войну работала на немцев? — спросила Ребекка.

Яльмар кивнул.

«Это правда», — подумал он, вспоминая один случай из своего детства. Тогда мальчишка его возраста, сын коммуниста, завидев Кертту, вытянул руку в гитлеровском приветствии. История закончилась дракой, в которой приняли участие семь человек. Потом кто-то позвал полицию — и все разбежались.

Яльмар помнил, что повторяла Кертту, когда Туре пропал в лесу: «Это расплата».

А что говорил ему Исак в бане?

Это было не так давно, уже после того как проболтался Юханнес Сварваре и после инфаркта Исака. И после убийства.

Тяжело стало тогда дышать в доме Крекула от всего того, что думалось и не говорилось вслух. У Кертту сильней, чем когда-либо раньше, заныли кости. Она все чаще жаловалась, как тяжело ей стало ухаживать за Исаком. Все-таки зимой он был получше. Однажды в начале марта он не смог подняться с постели. Доктора предположили, что ночью он перенес мини-инфаркт. С тех пор Исак не вставал.