— И для этого тоже. Но в основном для того, чтобы остановить вас и не допустить в дальнейшем еще какой-нибудь благоглупости.

— Еще… — Марков обиженно усмехнулся. — Следовательно, по крайней мере, одна уже совершена. Не подскажете какая?

— Хотел сказать: с удовольствием. Но нет, без всякого удовольствия. Благоглупость — это то, что сегодня весь день мелькало на телевизионном экране. Дамочка ваша невыносима. А писатель просто вас угробил.

— Каким же это образом?

— Он, в своей тетеревиной способности слышать только себя и не чувствовать аудиторию, ляпнул насчет вашего кагэбистского опыта, а значит, прошлого. Вы представляете, какая ироничная свистопляска будет завтра в газетах по этому поводу?

— Собаки лают, а караван идет.

— Вот и вы снизошли до народной мудрости. Но прислушайтесь и к моему совету: необходимо ваш проигрыш превратить в выигрыш.

— Не могу понять: в чем мой проигрыш?

— В том, что в вас стреляли, а вы живы, — безжалостно ответил Юрий Егорович.

— А я-то думал, что это мой выигрыш.

— Напрасно.

— Ладно, проехали. Я жду конкретизации вашего совета.

— Атака. Атака на «Молодую Россию». Но не дамская истерика, а мощный удар с позиций превосходства. Прикормленные журналисты имеются?

— Как же без них.

— Прикупите еще. С пяток скандально знаменитых. Цель — исподволь создать некий образ младороссов как организации, мало-помалу скатывающейся к криминалу. Два опорных факта: попытка тайными интригами расколоть движение «Патриот» и неудачное покушение на вас. Метод: презрительная ирония — даже и этого достойно осуществить не можете, портачи и бездари! Обязательное условие: никаких имен, никаких конкретных адресатов. Наша сообразительная общественность и так все поймет как надо, а вам на этом этапе скандал не нужен.

— На все на это необходимы средства, и немалые. Совет хорош, но трудновыполним, дорогой Юрий Егорович.

— На то я и дорогой, чтобы профинансировать эту кампанию.

— Мерси. Но меня несколько удивляет то, что вы даже не упомянули по-настоящему о том, что сегодня произошло со мной. Неужели вас не интересует, кто организовал террористический акт и кто стоит за организаторами?

— Нет, не интересует. Пока. Пока нет исходных данных, которых, по моим сведениям, нет и у официального следствия.

— За свою жизнь не опасаетесь?

— Не опасаюсь. Я не занимаюсь политикой.

— А чем мы, прости господи, занимались с вами сейчас?

Слишком, слишком проявлял самостоятельность лидер движения «Патриот» Егор (Игорь) Тимофеевич Марков. Пора унять паренька.

— Ну раз вы так считаете… Тогда еще один совет, также сугубо политический. Постарайтесь как можно быстрее заменить свою публичную соратницу. Вместо вашей упертой идиотки подыщите интеллигентную молодку с хорошими грудками и застенчивой улыбкой, на которую вам следует смотреть с нескрываемой нежностью.

— Это зачем же?

— Чтобы народные массы как можно скорее забыли звонкую фразу: «Какой ты патриот, если ты пидар».

Не дожидаясь ответа и не попрощавшись, Юрий Егорович развернулся и побежал неспешно. Затрусил.

…Сквозь барашки на небе кусками обнаруживалось нестерпимо яркое солнце. Ксения, распахнув дверь террасы, смотрела на начинавшийся день. Розовые шеренги до калитки, сверкающие каплями полива (старики уже расстарались), березки у ворот, аккуратно выкрашенная мирная скамейка под тентом, чуть покачивающийся под малым ветерком старомодный гамак меж двух сосен. Мир сему дому. Ксения ступила на дорожку и, пятясь задом к выходу, крикнула тем, кто в дому:

— Я поехала!

Из сараюшки-гаража тотчас возник грозный Смирнов в заношенных тренировочных портках, облезлой футболке и босиком.

— Когда вернешься?

— Не знаю. У абитуры последний тур. Мне сегодня с бумажками возиться до упора.

— Ты аспирантка и должна диссертацию писать, а не справки, — ворчливо заметил Смирнов. — А чем преподаватели-то занимаются?

— Преподаванием, — исчерпывающе ответила Ксения. За воротами раздраженно дуднул автомобиль. — О, мои чичисбеи уже на вахте!

Вдвоем они подошли к калитке. Посреди желто-зеленой проезжей части дачного проулка стояла черная «Волга». Вольно облокотясь на нее, томились в ожидании двое крепеньких мужичков.

— Здорово, бойцы! — лихо рявкнул отставной полковник.

— Здравствуйте, Александр Иванович! Здравствуйте, Александр Иванович! — вразнобой откликнулись бойцы.

Ксения поцеловала Смирнова в щеку.

— И, как говорится, не кашляйте, дедуля!

— Я тебе дам «дедуля»! — картинно осерчал Смирнов.

— Жорке можно, а мне нельзя, да? — пожаловалась на свою несчастную жизнь Ксения.

— Что позволено Юпитеру, не позволено быку, — наставительно сказал дедуля.

— Во-первых, Жорка далеко не Юпитер, а во-вторых, я уж никак не бык!

— Ты — телка, — ласково определил Смирнов, за что был награжден вторым поцелуем. Троица, звонко хлопая дверцами, устроилась в «Волге», которая тотчас тронулась, покачиваясь на горбах грунтового пути. Старый сыскарь смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась за поворотом.

Но не могли оставить его в покое дамы. В дверях объявилась Лидия Сергеевна, напомнила:

— Все будут здесь через полчаса. Иди переоденься.

— А что, если я их в таком виде встречу? Во удивятся мои приятельки!

— Они не удивятся, они посмеются.

— Может, вы и правы, ваша светлость.

— По титульному ранжиру я всего лишь сиятельство. Никак не запомнишь, дурачок.

…Выехав на трассу, Гудков, сидевший за рулем, поинтересовался:

— Сегодня куда, Ксюха?

— Туда, куда и вчера, — ответила сидевшая рядом с ним Ксения.

— Вчера Хатулев дежурил, не я.

— Тогда туда, куда и позавчера.

— В здание опять нас не пустишь?

— Ребятки, ну поймите: я в своем институте с двумя телохранителями! Это же смешно!

— Значит, опять на ногах входы-выходы контролировать. Одна радость, что их всего два, как раз на нас с Пашей.

— Не обижайся, Стасик, а? — взмолилась Ксения.

— Обижайся, не обижайся. Работа есть работа.

— Часочка через два я вам пивка вынесу, — заискивающе пообещала Ксения.

— Пашке. Я за рулем, — грустно уточнил Гудков.

…По институтскому коридору короткими перебежками туда-сюда метался приличный господин лет сорока в пышной бороде и усах, истерически крича: