Источник: Пьянчола Н. Казахские пастухи между коллективизацией и голодом: 1928–1934 гг. // Казахстан и Россия: общества и государства. М.: Права человека, 2004. С. 79–113.

Во-первых, здесь есть данные за 1931–1932 гг., которые не удалось реконструировать по сталинским докладам на партийных съездах. Они дополняют общую картину провала: для Казахстана примерно впятеро. Во-вторых, интересно точное совпадение переломных дат: выраженный оптимум в 1928 г. и после него обрушение, синхронное с началом коллективизации. В-третьих, в счастливое время НЭПа годовой прирост в Казахстане тоже идет со средними темпами до 10 % в год, а обвал после 1929 г. осуществляется в разы быстрее. Отсюда, в-четвертых, понятна скрытая от общественного мнения демографическая катастрофа казахских скотоводов: в отличие от «пашенных» территорий у них нет растительной альтернативы, все пищевые традиции и ресурсы замкнуты на скот. Восстановление утраченных стад требует заметно больше времени, чем реставрация растениеводческого хозяйства, для которой в нормальных условиях довольно одного сезона.

Если верить советскому справочнику 1958 г., на 1913 г. население царской империи (в условных границах СССР 1940 г.) было 159,2 млн[100]. Актуальное население СССР на 1940 г. обозначено как 191,7 млн. Не выходя за рамки официальных данных, несложно вычислить, что «мяса и сала» в убойном весе перед Первой мировой войной в России на душу населения приходилось 31 кг, а перед Второй мировой войной — 24 кг. До конечного потребителя едва ли доходило более 15 кг — часть продукции теряется и списывается из-за негодных условий хранения, изымается в оборонные и номенклатурные фонды, идет на экспорт и пр. Среднему гражданину СССР в итоге достается заметно меньше. Насколько меньше, нам не скажут.

Сравнение с дореволюционными показателями затруднено и потому, что советские цифры предельно обобщены. К тому же они всегда содержат неизвестную нам долю приписок. Наконец, справочник 1958 г. дает оценку производства, но не потребления. Даже если поверить, что отчетные данные правдивы, произведенному «мясу и салу», прежде чем попасть на стол трудящихся, предстоит хромать через несколько инстанций, от бойни до системы распределения, стратегического складирования, торговли или общепита, на каждом этапе теряя реальный вес (и, скорее всего, полнея в отчетности). Поэтому данными о социалистическом «мясе и сале» на этапе конечного потребления нас не балуют. Возможно, из гуманных соображений, чтобы не бередить душу.

Нормальная дореволюционная статистика, исходя из цифр о проданном и оплаченном продукте, оценивает и потребление тоже. В справочнике «Россия. 1913 год» в таблице на с. 305 указано среднее потребление «мяса, сала, птицы» во всей Российской империи — 29 кг в год. В полтора-два раза больше, чем косвенная (скорее оптимистичная) оценка для СССР перед Великой Отечественной войной. Хотя надо сделать поправку на учет птицы, которую советский справочник игнорирует. Высокое качество дореволюционной статистики позволяет сравнить душевое потребление чистого мяса (без птицы и сала) на селе и в крупных городах с населением более 50 тыс. человек. Отличие разительное: в городах съедали свыше 4 пудов мяса на душу в год (65–70 кг), на селе — всего 0,3 пуда (5 кг). Глубокие различия в структуре питания горожанина и крестьянина не новость и не исключительная особенность России. Село исстари питалось «бесплатными» плодами собственного растениеводства, а дорогое мясо предпочитало продавать в город, чтобы на вырученные деньги (твердые!) купить промышленных товаров. Поэтому и процент «товарного вывоза» до революции был относительно высок: для хозяйствующих субъектов это было экономически целесообразно.

В итоге средний горожанин Российской империи перед Первой мировой войной потреблял около 200 г мяса в день; в Москве и Петербурге несколько больше, что подтверждается альтернативными (медицинскими и ветеринарными) сводками, где тоже говорится примерно о полуфунте мяса в день на горожанина. Понятно, распределение было асимметричным, но речь не о том. Советские города приблизились (во всяком случае, нам об этом сообщает официальная статистика) к этим показателям не ранее 60-х годов XX века, когда Хрущев после очередного хлебного кризиса и Новочеркасского расстрела начал массированные закупки фуражного зерна за границей.

Из чего, конечно, не следует, что отсутствующее в городах мясо оставалось в колхозах и от него ломились столы сельских тружеников. Увы — после коллективизации мясо на несколько десятилетий стало дефицитом как на селе, так и в городе.

Параллельно с обжористым официальным эпосом общество развивало свой, голодноватый и более близкий к действительности. Он запечатлен в могучих напластованиях анекдотов на гастрономическую тему. Интересно, что после возвращения к рыночной (ну, ладно, полурыночной!) экономике они резко утратили актуальность и сегодня воспринимаются скорее как ментальный антиквариат. Но для советского человека это была повседневная реальность.

— Что такое: длинное, зеленое, колбасой пахнет?

— Электричка из Москвы в Калинин.

Наверно, для людей, не живших при советской власти, требуются пояснения. Калинин — это нынешняя (и позапрошлая тоже) Тверь. Люди оттуда (как, впрочем, и из Калуги, Смоленска, Ярославля, Рязани и пр.) ездили закупать «мясопродукт» в столицу, которая снабжалась колбасой по особому режиму и где она действительно была в открытой продаже.

Плакат 1934 г. Автор Е.О. Георгиева. Член Союза художников СССР. Училась в Софии, Праге, в московском ВХУТЕМАСе. Сотрудничала с журналом «Пионер». Автор живописных полотен «Портрет Крупской», «Луганский цех, в котором работал Ворошилов», художественной серии «Брянский машиностроительный завод», «Женщины Дагестана» и др. Источник изображения: https://twitter.com/ sovietvisuals/status/783141502750818304

— Можно ли на верблюде доехать из Москвы до Владивостока?

— Нельзя: в Свердловске съедят.

(Только не надо грязи: имелось в виду, что съедят верблюда). Ну и т. д. Вроде печальной пародии на Крылова: «В Воронеж как-то Бог послал кусочек сыра…».

Коллективизация привела к многократному снижению потребления «мясопродукта» в городах. На селе, как уже говорилось, оно и раньше было низким. Советская агиография утверждает, что таким образом дальновидный вождь укрепляет державу и готовит народ к исторической победе над Гитлером. Между прочим, в этом есть свое рациональное зерно: как показывает исторический опыт, нищие и голодные народы воюют отчаяннее сытых и благополучных. Кроме того, мобилизационная экономика, с ее отлаженным механизмом изъятия ресурсов из регионов и их концентрации в центре, лучше подходит для войны. Правда, хуже для мирного развития. Но это опять вопрос «самоочевидных» ценностей и вытекающих из них приоритетов.