Однако, несмотря на то что при использовании чужой «молодой» яйцеклетки шансы на зачатие существенно повышаются, многие женщины опасаются идти по этому пути, мотивируя это тем, что они «не хотят покупать кота в мешке» – т. е. вынашивать практически чужого ребенка. Ведь неизвестно, кто его мать, как она выглядит, каково ее образование и привычки… Донорство же на сегодняшний день, к сожалению, полностью анонимно. Соглашаясь на использование чужой яйцеклетки, женщина знает только расу ее владелицы – но даже не цвет глаз, волос и возраст! Получить же фотографии донора или данные о группе крови, перенесенных заболеваниях, интеллектуальном потенциале – и вовсе невозможно.

«Да, мы очень хотим здорового и красивого ребенка, – говорят пациенты клиник. – И понимаем, что для этого нам нужна донорская яйцеклетка, полученная у молодой женщины. Но мы хотели бы знать эту женщину в лицо…»

К сожалению, с грустью констатируют врачи, в соответствии с законодательствами практически всех стран, в настоящее время это практически невозможно».

Полуянов

Дима с изумлением читал подпись под Сониными фотографиями – они шли на двух языках, по-русски и по-английски.

«Соня, 16 лет.

Глаза зеленые, натуральная блондинка.

Рост 178, вес 53.

Родители: мать – русская, отец – белорус, наследственных заболеваний в семье нет.

Группа крови – третья, резус-фактор – положительный.

Перенесенные болезни – ветрянка, корь.

Травм, операций – не было.

Темперамент: сангвиник.

Коэффициент интеллекта (IQ) – 110».

– М-да, интересные тут данные… – протянул журналист.

– Вот и я ж говорю: эксклюзив! – радостно подхватил Сонин папаша.

Две недели назад, Чикаго

Марта Маккалоу, в девичестве Киселева, готовила себе «лечебный» чай. Залила кипятком несколько крупинок заварки. Плюхнула в чашку четыре ложки молока. Потом – пару зернышек аниса… Понюхала, поморщилась – ну и дрянь! До чего же ей надоели все эти правильные напитки!

Марта вспомнила, как когда-то, очень давно, они с мамой чуть не пять часов стояли в очереди за настоящим индийским чаем «со слоном», – и грустно улыбнулась. Ох, как бы хорошо сейчас выпить того «слона»! Две ложки заварки на чашку, а сдобрить – коньяком…

В кухню заглянула Хельга – домоправительница, Великий Советчик и Цербер. Покосилась на Мартину кружку, укорила:

– Чего не позвали? Я бы сама все сделала…

Нет уж, увольте. И без того тошнит от въедливых Хельгиных вопросов и вострых глазок – еще звать ее, чтобы чай приготовила… К тому же напиток в исполнении домоправительницы годится только на помои: сплошное ненавистное молоко, а собственно чаю – два микрона.

Кисломолочные продукты Марта ненавидела с раннего детства – еще с тех времен, когда родители вливали в нее обязательное какао с пенками на завтрак. И в нормальной жизни она послала бы всех докторов, вещающих о полезности мерзкого напитка, на три буквы – или, по-местному, «на фак». Но сейчас Марта жила не для себя, а для Дэри. Дэрика, лапочки, самого красивого, сладкого, любимого сыночка. А Дэричек, котенок, так обожал приникать к ее груди! Так сладко чмокал, так нежно обхватывал ее крошечными ручками… Но грудного молока, любимого сынулиного лакомства, не хватало – не девочка все-таки, тридцать семь стукнуло. Вот и приходилось, как врачи говорили, лактацию стимулировать, употреблять невкусные «правильные» напитки…

Но для сына Марта была готова на все. Хоть на ужасный чай с молоком и анисом, хоть на мучительные сцеживания, и даже на то, что свобода (а за нее она в свое время билась с муженьком, Риком, не на жизнь, а на смерть) теперь полностью накрылась – хошь не хошь, а через каждые три часа будь, как штык, дома, потому что трехмесячные детишки питаются строго по графику…

Иногда она психовала. Падала с ног от усталости, несмотря на навязчивые заботы Хельги и приходящей няни. Ворчала, что жизнь мамочки – кромешный ад. Но тем не менее ни о чем не жалела.

Марта Маккалоу, когда-то давно – Марта Киселева, вышла замуж за Рика четырнадцать лет назад. Горячей любви, когда женились, не было – разве до высоких чувств, когда на родине колбаса по талонам, а в промтоварных магазинах – сплошь панталоны да ужасные балахонистые костюмчики от «Красной швеи»… А Рик – обещал беспечную жизнь в собственном доме. Домработницу. Кредитную карточку – пусть с ограниченным лимитом, но свою. Личный автомобиль. Медицинскую страховку в дорогой клинике…

«Даже не сомневайся!» – в голос кричали подружки. Марта и не сомневалась. И первым же вечером, когда Рик поднял бокал мерцающего в огне свечей «мерло» и попросил ее стать его женой, скромно опустила глаза и ответила:

– Yes…

И уже через пару месяцев ласково, но настойчиво убеждала мужа, что пурпурные шторы в их доме – конечно, неплохо, но будет куда красивее, если заменить их на светло-салатные…

Поначалу Америка, несмотря на продовольственное и промтоварное изобилие, бесила ее до чрезвычайности. Телевидение – тупое. Движение на дорогах – сумасшедшее. Народец – толстый и нудный. А уж от национальной традиции «проговаривать проблему» – и вовсе хоть в петлю. Поразительные люди. Ну, плохое у тебя настроение. Ну, сидишь на диване и с мрачным видом цедишь неразбавленный джин. Ну, злишься, что за окном – бесконечный дождь, а на улице – сплошные негры… В общем, не в духе. Подумаешь – великое дело, завтра выглянет солнце, а Рик порадует цветочками, а то и бриллиантовым кольцом, и настроение выправится мгновенно. Но нет, в Америке завтрашнего дня никто не ждет. Изведут, с живой не слезут, а заставят высказать все, что на душе. А потом – будут часами уговаривать, чтобы сходила «за гармонией» к психоаналитику. И если откажешься – «прозак» все равно заставят скушать.

Придурки.

Но как ни удивительно, а оказалось, что привыкнуть можно ко всему.

И к психоаналитикам. И к прозаку (особенно вместе с джином хорошо шел). И к ужасному кофе. И к сумасшествию с «херрасментом» – ни один мужик тебе ни дверь не придержит, ни даже кофе не оплатит, боятся, что ты на них за домогательство в суд подашь…

…Марта пересдала на американские права. Легко, всего за год, освоила английский – и очень гордилась, что акцент у нее не российский, а Риков, среднезападный. И даже без особых проблем устроилась на работу в книжный магазинчик – сначала подсобничала, потом поставили за прилавок, а после и вовсе до менеджера повысили.

– В общем, полностью ассимилировалась, – констатировал Рик. – Настоящая американка. Даже borsch мне больше не варишь.

Когда ей стукнуло тридцать – в Америке, как оказалось, это возраст знаковый – Рик заговорил о ребенке. Марта не возражала, хотя всякие красиво звучащие глупости о «нашем продолжении в детях» (а болтун-муж ее подобными разговорами потчевал от души) навевали на нее тоску. Она рассуждала проще – во-первых, с малышом будет веселее. Во-вторых, тогда уж точно можно не сомневаться, в чью пользу Рик составит свое завещание. Ну, и в-третьих, – рожать в ее возрасте просто положено. Все кругом уже с колясками – а она что, хуже других?