Я посмотрела на школьную фотографию. Люси была очень бледной, растрепанные волосы лежали на плечах. Хотя она пыталась улыбаться, но улыбка была натянутой. Взгляд девочки поражал безразличием. Мне было ясно, что она страдала и никому до нее не было дела.

– Наверное, мне было шесть лет, – мрачно сказала Люси. – Но я этого не помню. Все так запуталось.

– Мы попросим Лили рассказать, что она знает о твоем прошлом. Она – твой социальный работник и имеет доступ к твоим документам.

– Да, пожалуйста. – Люси перевернула страницу. – Я стала писать дневник. Мама и Дейв не знали, что у меня есть эта книга. Я прятала ее и писала только тогда, когда их не было или они спали. У меня были две личные вещи – эта книга и мистер Банни.

Люси поцеловала мистера Банни и перевернула страницу. Я увидела записи, сделанные нетвердым детским почерком. Казалось, что писал трех-четырехлетний ребенок, а не шестилетка.

– Я попыталась написать здесь свое имя и нарисовать картинку, – пояснила Люси. – Получилось не очень. Я тогда не ходила в школу и не умела хорошо писать и рисовать. Наверное, это я и Сэмми. Он был моим другом. Когда мне было плохо и меня не пускали к нему, я смотрела на эту картинку.

Думать о том, как Люси искала утешения в этом детском рисунке, было просто невыносимо. Я чуть не заплакала. Я обхватила ее плечи и крепко прижала к себе. Порой это лучше слов.

Люси перевернула страницу, и я увидела несколько рисунков какой-то женщины.

– Это миссис Бриджес, – пояснила Люси.

– Ее нелегко узнать, – с улыбкой сказала я.

– Мне тоже! – со смехом ответила Люси, но быстро стала серьезной. – Я не все помню про то время, но мамы рядом не было, а у Дейва появлялись разные подружки, и я должна была называть их «тетями».

На следующей странице были нарисованы какие-то лица с разинутыми ртами.

– Это мои «тети». Они всегда ругались на меня, и я нарисовала, как они кричат. Я пыталась записать их имена, но у меня плохо получалось.

«Имена» представляли собой набор букв, разобрать их было невозможно. Внизу страницы был рисунок, на котором кричали два человека – один с волосами, другой лысый. Внизу Люси четко написала «мама» и «Дейв».

– Тогда мама вернулась к Дейву. Они поругались, и она снова уехала. А потом появилась новая тетя. Вот она. – Люси указала на следующий рисунок. – Она немного пожила с нами, а потом мне пришлось уехать от миссис Бриджес и Сэмми и поселиться с Дейвом и какой-то странной женщиной. Мне там было плохо. Я никого не знала в новой школе и ни с кем не могла подружиться. Со мной никто не хотел играть. Видите, я здесь плачу.

Люси перевернула страницу. Я увидела множество лиц – наверное, Люси нарисовала себя. Лиц было двадцать или даже больше. Все совершенно несчастные, с крупными слезами на щеках. Все это было безумно грустно.

– Тебе было так плохо, – потрясенно прошептала я.

– Да, – кивнула Люси и перевернула страницу. Следующая страница была сплошь закрашена темно-серым мелком. – Это гроза. Я принесла мелки из школы. Дома у нас ничего не было. Не знаю, почему я нарисовала грозу. Может быть, в тот день шел дождь…

– А может быть, ты просто была несчастна… Этот темно-серый цвет отражает твои чувства. Дети иногда выражают свои чувства в картинках, если не могут выразить их словами.

– Наверное, так и есть… Я не думала об этом. – Люси помолчала, а потом сказала. – Я долго не видела маму, а потом она приехала и забрала меня. Мне было семь. Я знаю, потому что написала здесь цифру семь, чтобы не забыть. – Она снова перевернула страницу. – А это мама ссорится со своим новым приятелем.

Рисунки стали более взрослыми. Я сразу поняла, как злятся эти люди: они подняли кулаки, словно собираясь вступить в драку. Люси пририсовала к их ртам пузыри со словами: «Я тебя ненавижу!»

Я ничего не сказала. Люси перевернула страницу, и рисунки кончились, сменившись фотографиями. Я сразу поняла, что Люси вновь оказалась под опекой.

– Я не позволяла опекуну заглядывать в эту книгу. И она дала мне фотографии и клей, чтобы я сама их приклеила. Поэтому некоторые приклеились криво и плохо.

– Не беспокойся, мы скоро приклеим их, как следует…

Люси кивнула.

– Это мой опекун и ее приемные дети, – указала она на фотографию. Дети не любили меня и все на меня сваливали. Может быть, это была моя вина. Мне тогда было плохо, но лучше, чем у Дейва. Я часто виделась с мамой, но потом она перестала приходить. А потом мне пришлось уехать. Приемные дети сказали, что это потому, что я такая плохая, что меня никто не хочет.

– Это было очень жестоко… Ты совсем не плохая. Просто у тебя была очень тяжелая жизнь.

Люси пожала плечами и перевернула страницу.

– А это другой опекун. Ее звали Энджи. Это ее дочь, Шелли. Они были добрыми, и мне у них нравилось. Но я смогла пробыть там совсем недолго. Мама меня забрала. Мне хотелось бы остаться там дольше, – мечтательно добавила Люси.

На следующих страницах фотографий не было. Вверху Люси написала цифру девять и провела несколько горизонтальных линий. Там были уже настоящие дневниковые записи, с датами.

– Я не хочу, чтобы вы это читали, – сказала Люси, прикрывая записи рукой и быстро переворачивая страницу. – Я писала ужасные вещи про маму и ее нового приятеля. Мне стыдно, но тогда я была очень зла на них.

– Я понимаю, дорогая. Ты многое пережила. Неудивительно, что ты злилась…

Люси перевернула страницу. Снова появились фотографии, и я поняла, что девочка вновь оказалась под опекой. Все приемные опекуны должны вести «Историю жизни» своих подопечных с фотографиями и другими памятными сувенирами.

– Это мой опекун, Хизер, – сказала Люси. – А это ее муж и дочери. У них было хорошо, но мне пришлось снова поменять школу, и я стала отставать в учебе. У них я провела Рождество. Я очень старалась, и мне кажется, что они меня любили. Но им пришлось переехать. Они говорили, что хотели взять меня с собой, но социальный работник запретил мне переезжать. Может быть, это было и так. А может быть, они просто хотели избавиться от меня… И тогда мне пришлось поселиться у Пэт и Терри. Вы их знаете.

– Да, – кивнула я. Именно Пэт и Терри привезли Люси в мой дом.

– Я сразу знала, что не смогу остаться. Стиви сказала, что они обычно опекают маленьких детей. Но я думала, что это всего лишь оправдание. Они, как и все, у кого я жила, не хотели, чтобы я долго оставалась с ними. Мне было одиннадцать лет. После приезда мне пришлось идти в среднюю школу. Школа была такой большой, что я постоянно терялась там. Я не справлялась с уроками, у меня не было друзей, и я перестала есть. Мне было так одиноко… Я уже думала, что жить вообще не стоит. А потом, когда я вернулась из школы, Пэт и Стиви пришли сказать мне, что у меня будет другой опекун и в выходные мне придется переезжать. Внутри меня что-то сломалось. Я не могла больше этого выносить. Я закричала, убежала от них и заперлась в ванной. Пэт пыталась поговорить со мной через дверь, но я не слушала. Мне уже было все равно. Когда вернулся Терри, он сломал дверь – а я убежала в свою комнату. Они оставили меня одну. По-моему, они просто не знали, что делать. Я хотела остаться в своей комнате и умереть от голода. Я действительно хотела умереть. А вечером Пэт принесла мне телефон и оставила на кровати. Я услышала ваш голос. Я старалась не слушать, но вы не отступали. В вашем голосе было что-то такое, что заставило меня взять трубку. А остальное вы знаете…