Святополка робость . Мир Святополка с князями . Союз против Давида . Княгиня и митрополит, получив сию отповедь от князей, возвратились в Киев и объявили все Святополку и знатнейшим вельможам. Святополк же был в великом страхе, опасаясь более всех Владимира, как ему Давид вкоренил, и хотя княгиня, митрополит и бывшие с ним вельможи уверяли, что Владимир более прочих о нем сожалеет и о мире старается, но он не мог им от страха великого верить. Однако ж все вельможи согласились мир учинить и с тем ко Владимиру послали, чтоб прислали послов для учинения договора. Потому князи послали послов своих в Киев, и оные после многих прений учинили договор на том, что Святополку идти самому на Давида, как смутителя, и его, поймав, отдать князям под суд или, изгнав из Владимира, Василька освободить и область его со всеми убытки возвратить. И, оное утвердив с обоих сторон клятвою, разошлись.

Надзирание училищ , Давида коварство . Сильвестр в пересылке к Васильку . Всеволодский гр. Шепол . Васильковы замыслы . Давида непостоянство . Венгры в помощь . Бужеск. Давида робость . Болодаря храбрость . Василько освобожден . Василько содержан был во Владимире в том же доме, как я прежде сказал, и крепко его стерегли, не допуская к нему никого, чтоб не мог он ни о чем уведать или с князями сношение иметь. И когда приблизился пост великий, случилось мне быть тогда во Владимире смотрения ради училищ и наставления учителей. Князь Давид Игоревич, уведав, что князи, совокупясь, Святополка к миру принудили и все на него согласились, пришел в великий страх и стал думать, как бы с Васильком помириться и Владимира не лишиться. В одну ночь прислал за мной князь Давид, и когда я к нему пришел, сидел он в совете с боярами своими и объявил мне: «Сей ночью приказывал ко мне Василько чрез Улана и Колчу так: ныне слышу, что Владимир и Святополк идут на Давида, ежели бы Давид послушал меня и позволил мне послать ко Владимиру моего человека, то ведаю и надеюсь твердо, что Владимир просьбу мою не презрит и не пойдет на пролитие крови, но, умирясь по правости, возвратится. И хотя я прихода их не страшусь, но для целости и покоя Русской земле не отказываюсь мир учинить. Того ради пойди ты к Васильку с сими моими людьми и скажи ему, если он хочет людей своих послать ко Владимиру и его, смирив, возвратит, то я обещаю дать Васильку город, который ему люб, Всеволодск, Шепол или Перемышль». С сим приказом пришел я к Васильку и объявил ему весь приказ Давидов. Василько, выслушав, отвечал мне: «Дивлюсь, что Давид мне так странное приказывает, ибо я к нему с такими речами не посылал и оным его людям не говаривал, да и говорить мне невозможно, поскольку я о том, где Святополк и Владимир и что делают или делать хотят, ничего не ведаю и ведать не могу. И однако ж, слыша ныне, если то так есть, то надеюсь, если пошлю ко Владимиру просить, чтобы ради меня крови христианской не проливали, может, меня послушает и мир справедливый учинит. Но более дивлюсь, что Давид дает мне из моих городов любой выбирать, а прочими моими, Теребовлем с другими, хочет сам неправо владеть, которые нам с братом Володарем издавна даны и на съезде в Любиче всеми князями оставлено и клятвою утверждено». После сего, помолчав немного, сказал мне: «Пойди и скажи Давиду, чтоб прислал ко мне Кулмея, оного я хочу послать ко Владимиру». И я, придя, сказал, но

Давид не послушал его и послал меня снова к Васильку сказать, якобы Кулмея во Владимире нет. Как я сие, придя, Васильку объявил, то он, не отвечав мне на то, молвил: «Посиди со мною немного». И велел служителю, бывшему при нем, выйти вон. Когда мы были с ним наедине, начал он говорить: «Я слышал от служителей Давидовых, что он хочет меня отдать полякам. Явно он мало кровию моею насытился и сим более хочет мне зло учинить, ибо ежели полякам отдаст, которым за их неправды и обиды много я зла учинил и еще хотел, за их обиды к Русской земле мстя, более учинить, о чем они довольно ведают, за что они, конечно, мстить мне не оставят. Я не боюсь смерти, поскольку всякому за отечество умереть мне честно и нестрашно, но скорее вечной похвалы достойно. Противно же тому братоубийство есть мерзость пред Богом и людьми, и мстится на самих и чадах их. Но сие оставив, скажу тебе истину о себе, что сие зло навел на меня Господь за мое высокоумие и высокомерие, ибо когда я уведал, что берендичи, торки и печенеги идут ко мне добровольно служить, помыслил в себе просить братию моих, Святополка, Владимира и Давида, чтобы дали мне войска их. С оными, выбрав молодых и крепких людей, намерен был, во-первых, идти на Польшу для отмщения учиненных ими обид Русской земле и убавить силы их, чтоб впредь не могли вредить. Если бы Бог мне помог их к тому привести, тогда хотел воевать на болгар дунайских и, побрав от них людей, земли мои населить. И если бы Бог то допустил, то оставалось усмирить и обессилить половцев, и тем отовсюду покой Русской земле приобрести или голову свою за отечество положить. А иного на братию мою никакого помысла в сердце моем никогда не имел. И за такое мое высокомерие всевышний Бог меня смирил и дал образ будущим векам, о чем прежде сказал: «Всякий вознесшийся смирится»». После сего Василько, выпросив у Давида, служителя своего послал к Святополку и Владимиру с просьбою, чтобы за него крови христианской не проливали, объявив им, что он с Давидом договор и мир учинить намерен. Святополк и Владимир, услышав, что Василько с Давидом мирится, и видя, что путь был весьма труден, не ожидая мира, возвратились. Давид же, видя что оные возвратились, забыл данное с тяжкою клятвою Васильку обещание, вместо свободы его и возвращения городов весною пред праздником Пасхи вознамерился остальные грады Васильковы и брата его Володаря отнять, пошел с войском. Володарь Ростиславич, уведав о том, немедленно собрал войска сколько мог, к тому призвал венгров и вышел против Давида, которого встретил у Бужеска. Давид же, насколько был злостию и коварством преисполнен, настолько в смелостью и храбростью в войне скуден был, убоявшись Володаря, заперся в Бужске и вместо того, чтоб войско в поле ободрять, запертием оного привел в страх и трепет, а Володаря, имеющего гораздо меньшее войско, тем еще более ободрил, ибо он, уведав о том, немедленно придя, Бужеск обступил так, что не пускал никого ни в град, ни из града. И послал к Давиду говорить так: «Ты прежде учинил великое зло; и, не имея в сердце страха Божия, ни стыда пред людьми, не только о том безумстве твоем не сожалеешь и не каешься, но еще намеривался большее зло учинить. Но Бог тебя наказывает, и ты ныне от рук моих не избежишь. И если не покаешься и не будешь просить прощения, то ведай, что учиню с тобою не как с князем и братом, но как с сущим злодеем и клятвопреступником». Давид, будучи в страхе великом и не зная что отвечать, стал вину класть на Святополка, говоря: «Брата твоего поймал не я, но Святополк в Киеве и ослепил в Белеграде, не в моих, но в его городах, и его люди то учинили. А я, как сам был в его руках, не смел его не слушать, боясь, чтобы и мне того же не учинил. Того ради принужден я был совету его пристать». Володарь ответствовал присланным Давидовым: «Бог тому есть свидетель, кто из вас винен, и не оставит злодейства сего, по правости судеб его, без отмщения. А ныне я ничего более не требую, только ты отпусти брата моего, возврати города взятые. И так учиню с тобою мир». Давид, слыша такую неожиданную Володареву отповедь, весьма обрадовался и немедленно послал за Васильком, которого вскоре, приведши, освободил, обещав при том все города их немедленно возвратить. И, так учинив мир, разошлись, Василько остался в Теребовле, а Володарь возвратился в Перемышль.