«Паркинсон ждёт у побережья, лежит на дне, чтобы его не обнаружили. Думаю, план сработает. Хорошо, что наш человек из службы снабжения на базе успел сообщить, что у русских учения, а то уже неделю тут болтаемся. А благодаря тому, что он передал свежие шифры русских, мы можем слушать их переговоры. Мы торпедируем лодку Мальцева, а Паркинсон в неразберихе – крейсер. Покажем себя и уходим. Надеюсь, немцы не обнаружат нашу плавбазу, иначе вернуться мы не сможем; придётся нам топить “семёрку” и, сняв экипаж, идти в русский Архангельск».

Снова тот же молодой голос, известный как Патрик: «Но, сэр, наша база несёт норвежский флаг и название. В команде немало норвежцев. Это была отличная идея замаскировать нашу плавбазу под норвежского рыболова…» Тут дальше неразборчиво. Новый молодой голос: «Сэр, акустик просит тишину, русские ещё не ушли и находятся где-то рядом». Дальше неразборчиво, офицеры перешли на шёпот.

Сняв наушники, я осмотрел стоявших рядом командиров. Нас слушали также несколько матросов, и Марина, выглядывающая из радиорубки, тоже прислушивалась. Судя по лицам, все всё поняли и были очень сердиты.

– Что думаешь делать? – спросил Гаджиев.

– Выполнять приказ, – ответил я и тут же стал раздавать команды: – Боевая тревога. Приготовить первый и второй носовые торпедные аппараты. Малый ход, рули на правый борт. Особисту подготовить докладную записку с переводом разговора британских офицеров. Как всплывём, вызовем эсминец и отправим сообщение на базу. Реагировать на предателя нужно быстро.

Лодка развернулась и на полном ходу рванула к британцам, которые задёргались, до последнего не желая поверить, что обнаружены.

А я всё также с наушниками на голове продолжал командовать:

– Стоп машины. Первый аппарат товсь.

– Есть товсь!

– Первый пли.

– Торпеда ушла, – подтвердили из торпедного отсека.

– Рули на левый борт, самый полный, – отдал я приказ и скинул наушники, делая вид, что опасаюсь оглохнуть от взрыва.

Торпеда шла точно, так что я был уверен, что попаду. И не ошибся, торпеда попала в корпус, справа по борту перед рубкой, метрах в шести от неё. Гидроудар до нас дошёл ослабленным.

– Слышу разрушение корпуса, – доложил акустик, забравший у меня наушники. – Вражеская лодка идёт ко дну.

– Всплываем. Поднять антенну, – приказал я. Пока Звягин выполнял приказ, я подошёл к радиорубке и продиктовал Марине, которая записывала: – Подготовить сообщение: «Одному из эсминцев подойти к борту». Лейтенант, у вас есть как подать сигнал, что связь ненадёжная? Что враг слушает нас?

– Код двенадцать ноль, переход на резервный шифр.

– Передайте.

Она быстро всё зашифровала, и когда мы уже всплыли и подняли антенну, стала отстукивать сообщение. Я как раз оделся и поднимался наверх, когда вестовой передал мне, что сообщение ушло, приём с «Мурманска» подтвердили.

Мы подошли к месту, где виднелось пятно масла и соляры, да и мелкие вещи всплывали на глазах. Я подумал, не вызвать ли боцмана с багром, чтобы поднять несколько вещей, но решил не рисковать: волны захлёстывали верхнюю палубу. Причём погода по местным меркам была вполне спокойная, просто ветер и волны.

Один из сигнальщиков сообщил, что к нам спешит эсминец, второй продолжал поиски. Всё же я вызвал боцмана с тросом и «кошкой», и тот смог поднять несколько вещей, которые тут же забрал особист. Когда к борту подошёл эсминец, я подтвердил капитану, что вражеская субмарина уничтожена, и сообщил, что есть вторая. Кроме того, велел принять пакет и срочно доставить на базу. Особист уже всё приготовил, и даже часть находок, поднятых с воды, вложил внутрь.

С эсминца кинули линь, по которому сумка с пакетом и перелетела к ним на борт, после чего эсминец, набирая ход, рванул к базе. А мы, дав полный ход, направились обратно к устью. Теперь ищем Паркинсона: спускать такое точно не стоит.

Британцы действительно охотились за мной, я правду сообщил, и план у них вполне рабочий: торпедировать мою подлодку в надводном положении плюс крейсер для отвода глаз (чтоб не заподозрили, что охота идёт именно на меня), засветив при этом рубку немецкой «семёрки». А почему меня, стоит только догадываться, видимо команда британской субмарины сама об этом ничего не знала.

Я направился к берегу слева от устья. Там Взор ничего не показал, кроме корпуса затонувшей подлодки, но она оказалась бывшей советской, и я просто проверил: мало ли, третья будет. Потом я свернул вправо и обнаружил, что навстречу на полном ходу идёт знакомая «семёрка», глубина – шестьдесят метров.

Я сообщил об обнаружении вражеской подлодки, причём тем шифром, который был вскрыт, поскольку приказа о переходе на резервный пока не поступало: видимо, контрразведка решила начать свою игру. После этого я ушёл под воду.

Атаковать британцев на их трофее было детской игрой: они меня слышали, но не видели, а я их видел и слышал. Когда я вышел в атаку, они услышали пуск торпеды и попытались сманеврировать, но у них не получилось: торпеда попала в нос, носовой отсек был практически разорван. Благо торпеды не сдетонировали, хотя их всего три и было в носовых аппаратах.

Команда тут же стала продувать балластные цистерны, и получилось так, что корма стала легче носа и лодка всплыла кормой вперёд, как поплавок. Один из наших эсминцев (второй, которого мы использовали как посыльного, уже скрылся в устье залива) тут же подскочил и начал заводить концы, спустив две шлюпки. Матросы в них вымокли с ног до головы, но концы завели, и это позволило буксировать лодку на мель.

Паркинсон, как я видел, валялся с пробитой головой, жив, но без сознания. Его старпом, понимая, что если их арестуют, будет скандал и, по сути, они смертники (все матросы и офицеры были в форме немецких подводников), решил, что попадать в наши руки ни в коем случае нельзя, и начал заполнять цистерны. Несколько матросов, которые сдрейфили и хотели жить, активно ему мешали. Дело дошло до драки, и это позволило матросам с эсминца успеть закрепить концы.

Однако офицер, достав пистолет скрытого ношения, расстрелял взбунтовавшихся матросов и всё же активировал наполнение балластных цистерн. Лодка начала тонуть, тросы натянулись. От базы к нам спешил ледокол, он же и буксир, а эсминец, несмотря на то, что его сильно перекосило набок, только ускорил движение, надеясь всё же дотащить лодку до мели.

Моя лодка находилась неподалёку, шла на малом ходу под дизелями. Мы с Гаджиевым наблюдали за происходящим, обмениваясь мнениями о том, что, по сути, ни британцам, ни нам свидетели не нужны. Проще записать, что у входа на базу уничтожены две вражеские субмарины – так будет лучше для всех.

Кстати, бортовой журнал я пока не заполнял и сейчас, оставив Гаджиева наверху, спустился и заполнил его, отметив лодки именно как вражеские, а не британские. Естественно, о «подслушанном разговоре» я не упоминал, это не та информация, которую стоит вот так афишировать. Написал и рапорты.