- Нет, шестой год как подполковник.

- Готовьтесь ехать на учебу в Москву. В Генштабе сортиры хуже. Будете и учиться, и учить.

Обалдевший пока еще подполковник, а в перспективе, может быть, и маршал замер перед сидящим на унитазе генералом по стойке «смирно».

- А теперь вы оставьте меня ненадолго одного. Я уже, признаться, отвык делать такие дела на людях.

В камере предварительного заключения витал сквознячок. Маленькое, заштопанное решеткой окошко открыли. Сивый парился на нарах не первый день. Рядом с ним сидел и его кореш Леня. Цепь с Лени сняли сразу после задержания, и ремень, и шнурки отобрали. Шили им только угон, но у шести сокамерников и такой пустяк вызывал унылое, актерски выстраданное сочувствие. Местного папу за решетку. Что за времена, что за нравы. Среди базарных воров, наперсточников и карманников затесался бывший прапорщик, обвиненный в краже сантехники и стройматериалов с объекта, финансировавшегося военными.

Мужик базарил по-человечески, он сивобородому и крепышу Лене приглянулся. Ему хоть можно пару фраз в репу бросить и ответ вразумительный услышать. Остальные просто скалились, а вот один болтал без умолку. Одетый в драные штаны, когда-то называвшиеся джинсами, давно не брившийся сгорбленный молодой человек лет тридцати особо раздражал Сивого. В КПЗ, по словам Десятки Буб - такое означивал он сам себе погоняло, - тело его провело полжизни, и все за мелкие кражи на базаре. Тащил прямо с прилавков. Убежать удавалось не всегда. От него устала не только милиция, но и гоблины. Что с ним только не делали: и били, и в тюрьму сажали - все равно ворует. Сим мастерством Десятка Буб и жил, и дышал. Сивому частенько приходилось затыкать стяжателю рот, от его постоянной болтовни пухли уши. Опустившийся просто мешал размышлять. Иногда приходилось самому отвешивать этому типу пинка или швырять в него единственный табурет. Иначе не понимает. Гундит. На пинки и деревяшки не особенно вроде как обижается. Затихает на полчасика - и снова. Больной человек. Но остальным от этого не легче.

Что ему могут предъявить? Чужие машины во дворе? Сопротивления при аресте он не оказывал. Его просто повалили и стали бить. Не все еще зажило. Медицинское освидетельствование есть. Адвокаты разнесут обвинение. Леня, вместо того чтобы спокойно ждать суда, с каждым днем скисал все больше. В тюрьму ему не хотелось, но человека надо туда еще посадить. Долго они тут не проторчат. Их дело скоро начнет рассматриваться в суде. Со Шпындрюком он приватно побеседует обязательно. Пусть хотя бы ответит на вопрос: почему он, Сивый, до сих пор не на свободе?

Под вечер дверца камеры открылась, и надзиратель крикнул Десятке:

- С вещами на выход!

- Э, - со своего места встал Леня, чем напряг служивого. - Про передачку не забудь.

- Не забуду, - пообещал Десятка Буб и, довольный, тут же исчез за дверью.

* * *

Командир отдельного батальона подполковник Стойлохряков подошел к двери дома, что выделили ему с женой местные власти. Поселковый глава Шпындрюк мог бы и не участвовать в подборе апартаментов, но кто тогда ему самому дом подправит и пристроечку сделает, как не солдатики? Кто огород перепашет? Солдатики. Кто распорядится отходы со столовой отвозить к нему на скотный двор? А там свинки, уточки кушать хочут. Товарищ подполковник. Дай бог ему здоровья. И дал, надо сказать, изрядно. Два метра в высоту. Вокруг пуза не обхватить. Даже с мегафоном не переорать.

«Мерседес» генерала Веретенко, любезно доставивший комбата к дому после дружеских посиделок, ширкнул колесами по асфальту и исчез в темноте весенней прохладной ночи. Подполковник, пыхтя, вытащил связку ключей из кармана брюк. Окна в доме не горят. Верочка уже спит поди. Пусть спит. Главное, сортиры в казарме впечатление произвели. Особо на первом этаже. Ну, Мудрецкий, ну лейтенант. Сопля молочная. Вот уедут шишки, получишь на орешки.

Супруга не спала и, примостившись в кресле-качалке, читала какой-то томик. Он вошел, как обычно. Не спеша перевалился через порог. Снял ботинки, занялся плащом. Маленькая фигуристая женщина успела вспорхнуть с нагретого места.

- Ну как?

- Чего не спишь? - буркнул он, насупясь.

- Петя, у тебя же печень. Нельзя тебе пить, - запах спирта, после того как ее муж пролежал в госпитале на обследовании, стал ей ненавистен.

Избавившись от плаща, подполковник наконец обнял жену.

- Петя, не молчи, не тяни, - попискивала она в мягких ладонях.

- Если завтра в парке две из трех машин заведутся, то, считай, усидел на стуле.

Он едва улыбнулся, а она уже вспыхнула изнутри радостью и повела его на кухню. Ох, и завлекательная походка все ж таки у его жены. Закачаешься. Хмель по второму кругу ударил в голову и подкосил ноги.

- Вот скажи ты мне, - начал Стойлохряков заигрывающим тоном, - секс - это больше работа или удовольствие?

- Конечно, удовольствие, иначе бы ты сюда солдат своих пригнал.

Мысль о личном составе ему страшно не понравилась. Особенно если представить рядом с Верочкой этого бугая Простакова. Или Валетова того же. Маленький-маленький, а верткий. Нет, не понравилась ему мысль, не понравилась. Выходит, и правда любовь для удовольствия.

- У меня там картошечка, огурчики, - заметив помрачение во взгляде супруга, примирительно сказала жена. Стойлохряков оживился: здесь-то все ясно - жуй и жуй. А с солдатами не делись!

- Погоди, разденусь. Наперед сказал, нехорошо, - бурчал он, насупив брови и уставившись в жаренную на сале картошку.

- Ничего-ничего. Может, обойдется.

- Пить генерал не умеет, - он отложил вилку, поскрябал волосатую ляжку под семейными голубенькими трусами с огромными красными маками и, вновь вооружившись приспособой, придуманной римлянами в незапамятные времена для нанизывания ломтиков сыра, продолжил скромную вечернюю трапезу.

ДВИЖИМАЯ ЦЕЛЬ - ДВИЖОК

Лейтенант Мудрецкий, навозившись с ремонтом сортира, умер вживую на одной из свободных коек прямо во взводе. Его поддержал весь личный состав. В результате стены сотрясали и могучий храп, и тихое посапывание, и посвистывание, и похрюкивание с нервным подрагиванием.

Сержант Батраков медленно поднялся со своей койки и вышел в проход. Он видел, куда залег лейтенант, и найти Мудрецкого даже в полной темноте не составило труда.

- Товарищ лейтенант, - Батраков говорил одними губами. - Мне надо с вами поговорить.

Юра, не будь дураком, смекнул, что просто так посреди ночи подчиненные командиров не будят.

Вышли в коридор.

- Пойдем в штаб роты?

- Нет, лучше в туалет.

Дневальный, стоящий на тумбочке, настолько отупел от желания поспать, что даже и не удивился, чего это так запросто офицер вместе с солдатом среди ночи по нужде пошли. Взглянув на парочку, он поднял молящие о пощаде глаза вверх, к часам. Без пятнадцати два. Еще чуть-чуть - и можно будить смену.