Все тотчас позабыли и о мече, и о лошадке. Франциску позволили погладить щенка. Елизавета побаивалась, но я показала ей, что щенку можно дать кусочек яблока.

Во время этой счастливой сцены гувернантка Марии громко заговорила с одним из своих соотечественников в дверях спальни Карла. Я не обращала внимания на поток гортанных согласных и вибрирующих звуков «г».

Д'Юмвьер подошел к ней и ее собеседнику и громко прошептал:

— Перестаньте болтать. Лучше представьтесь королеве.

Я не реагировала. С момента своего появления при дворе шотландцы были лояльны только к Марии; их поведение часто приводило к стычкам между придворными.

Мадам Флеминг на ломаном французском ответила:

— Я не могу молчать, я горда, сэр, и заявляю, что жду ребенка от короля.

В тот момент я протягивала щенку яблоко. При этих словах рука моя опустилась. Я поймала взгляд Дианы, потом и Жанны, и по выражению их лиц поняла, что они все слышали.

Гувернер д'Юмвьер что-то пробормотал. Он был явно шокирован.

Мадам Флеминг приблизилась ко мне с вызывающей улыбкой на лице. Когда-то Диана была красивой, но златовласая Флеминг, с изумрудными глазами, в зеленом атласном платье и в шали из шотландки в зеленую и голубую клетку, была настоящей богиней.

— Madame la Reine, — произнесла гувернантка любезным тоном и низко поклонилась. — Насколько я знаю, вы забеременели. Если это правда, то я понимаю вашу радость, потому что сама беременна от его величества.

Жанна гневно вскрикнула. Диана была слишком ошеломлена и не издала ни звука. Флеминг упивалась произведенным эффектом.

Господин д'Юмвьер негодовал; его отчаянно жестикулирующие руки напоминали стаю беспокойных птиц.

— Как вы смеете! Как вы смеете, мадам, оскорблять королеву?! Немедленно извинитесь!

Я показала глазами мадам Гонди, чтобы та присмотрела за детьми, встала, взяла Флеминг за локоть и отвела ее в ближайшую спальню; за нами проследовала Диана.

В комнате я тихо сказала не слишком приятным голосом:

— Обсуждать такие темы при детях — проявление ужасного вкуса. Вы не замужем, и ваше положение скандально.

Флеминг не струсила. Она была высокой, как и другие шотландцы, и с презрением смотрела на меня сверху вниз.

— Вам ли говорить о скандале, — парировала она. — Вы являетесь к детям с бывшей любовницей короля.

— «Бывшей любовницей»!.. — задохнулась Диана.

— Вы пожалеете о своих словах, — пообещала я ровным тоном. — Если посмеете упоминать о своем положении при детях, будете иметь дело со мной, а на меня не так легко повлиять, как на его величество.

— Мария — королева Шотландии, и ответственность за нее на мне, мадам. Я повинуюсь только ей.

Диана выступила вперед и наградила Флеминг звонкой пощечиной. Та взвизгнула и прижала руку к пострадавшей щеке.

— Прошу просить мой поступок, Madame la Reine. — Диана разъяренно смотрела на потрясенную гувернантку. — Но я не позволю такой дерзости по отношению к своей королеве.

— Вы прощены, — ответила я, не сводя взгляда с гувернантки. — Мадам Флеминг, вы правы: вы действительно подданная королевы Марии. Но я ее опекун, стало быть, вы подчиняетесь мне. Советую вам этого не забывать.

Я повернулась к ней спиной и громко позвала господина д'Юмвьера. Глаза Флеминг наполнились слезами: пощечина Дианы, видимо, была тяжелой. Изрыгая шотландские проклятия, гувернантка поспешила прочь, в общую комнату и к детям.

— Месье, — обратилась я к д'Юмвьеру, — проследите, чтобы она отправилась в свою спальню и оставалась там, пока я не отдам другого распоряжения.

— Сию минуту, ваше величество, — кивнул он, и мы втроем вернулись в детскую.

Флеминг бросилась к Марии и зарыдала прямо перед ней. До сих пор девочка гладила щенка, но, выслушав гувернантку, замерла, лицо ее потемнело.

При нашем появлении Флеминг примолкла, а Мария обрушилась на нас.

— Как вы посмели, — начала она тихим дрожащим голосом, — мадам де Пуатье, как вы посмели ударить миссис Флеминг?! Немедленно извинитесь!

— В этом нет необходимости, — твердо возразила я. — Твоя гувернантка сама ее спровоцировала. Мадам Флеминг, идите к себе и ждите моих указаний.

— Ничего подобного она не сделает, — возмутилась Мария. — Она должна остаться здесь.

Я оценила ситуацию: разъяренная девочка, рыдающая гувернантка, Франциск, напуганный до икоты, безмолвная Елизавета…

— Мария, — вздохнула я, — когда две королевы спорят, победителя не бывает. Но ты всего лишь ребенок, а я твой опекун. — Я повернулась к взволнованному господину д'Юмвьеру. — Месье, проводите мадам Флеминг в ее комнату.

— Нет! — закричала Мария и швырнула щенка на пол с такой силой, что бедное животное взвизгнуло.

Елизавета подняла собачку и убедилась, что животное невредимо. Этот поступок, от которого пострадало невинное создание, вывел меня из терпения. Я готова была наказать Марию, но та разразилась потоком слов.

— Она будет делать то, что я велю! Я дважды королева и королевой родилась. Я не простолюдинка, не дочь купца, ставшая королевой в результате мезальянса!

Вот, значит, как на меня смотрят шотландцы и Гизы. Они дожидаются момента, когда их племянница займет французский трон. Я разъярилась и, глядя в маленькие враждебные глаза Марии, ответила:

— Да, наверх я поднялась сама, тем больше у тебя причин бояться меня, испорченная девчонка. Победа останется за мной.

Мария смешалась, не находя нужных выражений. Я повернулась к Елизавете и добавила:

— Щенок теперь твой.

Затем позвала одного из своих телохранителей и приказала ему отвести Флеминг, а господин д'Юмвьер должен был сопроводить Марию в ее комнату. Когда мой муж, прихрамывая, но не утратив хорошего расположения духа, наконец явился в детскую вместе с Гизами, я позволила Марии выйти из заточения и оставаться со всеми остальными при условии, что она будет хорошо себя вести.

Имя мадам Флеминг в разговоре не упоминалось. Однако несколько раз за то долгое утро я ловила взгляд Марии, которая внимательно на меня смотрела; в ее глазах читалось желание отомстить.

Мне хотелось поделиться своей новостью с мужем, а потому вечером я пригласила его к себе.

Он пришел, опираясь на палку. Наверное, думал, что я позвала его в постель, несмотря на вывихнутую лодыжку. Как только муж затворил дверь, я обняла его и ответила на его поцелуй. От него пахло вином. Судя по всему, он выпил больше обычного, возможно, пытался притупить боль в ноге.

Затем я высвободилась из объятий и сказала:

— Генрих, прежде хочу поделиться с тобой новостями: одна хорошая, другая — не очень.