Я тоже постаралась улыбнуться, но его не провела.

— А, Катрин, — произнес он дрожащим голосом. — Храбрая как всегда. Нет смысла притворяться. Я знаю, что скоро умру. Можешь плакать, если хочешь, моя милая. Твои слезы меня не испугают.

— Ох, ваше величество… — Я схватила его за руку. — За Генрихом уже послали.

— Не говори Элеоноре. — Король вздохнул. — Мне жаль, что я так плохо с ней обращался, да и тебе из-за этого многое пришлось пережить.

Я отвела глаза.

— Вовсе нет, ничего страшного.

— Не отрицай. Возможно…

Франциск поморщился и зажмурился. Я подумала, что это от физической боли, но, когда он открыл глаза, увидела слезы. Между тем он продолжал:

— Если бы я не отдал Генриха в заложники императору, возможно, он вырос бы другим человеком. Но он слаб…

У короля застучали зубы. Я плотнее закутала его в одеяла, окунула полотенце в тазик с водой, отжала и положила влажную ткань ему на лоб. Он с облегчением вздохнул.

— Эта женщина… Она крутит им, она и Францией станет управлять. Генрих совершил ту же ошибку, что и я. Запомни мои слова: она захватит всю власть. Она беспощадна, а Генрих глуп и не видит этого.

Король утомился и стал задыхаться.

— Не пускай сюда Анну. — Он стиснул мне руку. — Я был таким дураком. Мы с тобой похожи. Ты достаточно сильная, чтобы стараться для народа, даже если это разобьет тебе сердце.

— Да, — отозвалась я очень тихо.

Франциск посмотрел на меня с теплотой.

— Тогда пообещай мне. Пообещай, что все сделаешь для Франции. Пообещай, что сохранишь трон для моего сына.

— Обещаю, — прошептала я.

— Я люблю тебя больше, чем собственного ребенка, — заметил он.

На этом самообладание меня покинуло, и я разрыдалась.

Врачи ставили королю пиявки и пичкали ртутью, но состояние его заметно ухудшалось. Утром он меня не узнал. Днем снова пришел в себя и попросил священника.

Генрих приехал поздно вечером. Они с отцом хотели остаться наедине, без свидетелей. Герцогиня д'Этамп маячила в коридоре, глаза ее расширились от ужаса.

Я сидела на полу в аванзале короля, прижимаясь спиной к стене, и плакала, закрыв лицо руками. Франциск был моим защитником и лучшим другом. Всю ночь я так и провела на полу, прислушивалась к голосу Генриха за закрытой дверью. Утром явился духовник короля, епископ Макона. Я постаралась заглянуть в отворившуюся дверь и увидела осунувшееся лицо Генриха, его черные несчастные глаза.

Король меня больше не вызывал.

Когда в полдень за мной пришла мадам Гонди, я была слишком слаба и позволила отвести себя в комнату. Мадам Гонди меня вымыла и переодела в чистую одежду, но я не могла успокоиться, вернулась в апартаменты короля и снова опустилась на пол у двери его спальни. Тут показалась герцогиня д'Этамп, небрежно одетая, без румян на белом лице. Она не осмелилась заговорить со мной и осталась в коридоре.

В покоях короля раздался возглас Генриха. Я закрыла ладонями лицо и зарыдала. Герцогиня словно застыла. Дверь королевской спальни распахнулась, епископ Макона повернулся ко мне и опустил голову.

— Его величество король Франциск скончался.

Я не могла вымолвить ни слова. Герцогиня д'Этамп завыла в коридоре.

— Да поглотит меня земля! — крикнула она; в этом вопле я услышала не горе, а страх.

Герцогиня потеряла свою власть, власть фаворитки короля. Теперь она не могла оскорблять и обижать людей. Неужели она думала, что Франциск не умрет, что ее не настигнет возмездие врагов? К реальности она оказалась не готова. Я запомнила ее паническое настроение: она схватилась за щеки, за голову, подобрала юбки и помчалась прочь. Ее движению мешали высокие каблуки. С тех пор я больше ее не видела.

На холодный пол я садилась принцессой, а встала королевой, но радости от этого не почувствовала. Эта перемена принесла мне катастрофу, как и герцогине.

Смерть короля изменила мужа. Генрих горевал по отцу, однако вместе с тем к нему пришла странная легкость, словно с отцом умерли его гнев и боль.

Первым официальным распоряжением нового короля стал роспуск министров и приглашение во дворец бывшего коннетабля Анна Монморанси, который потерял благоволение Франциска, но оставался в дружеских отношениях с его сыном.

Во многом Анн напоминал Генриха и Диану: консервативный, догматичный, не любящий перемен. И выглядел он соответствующе: он был плотного сложения, важно держался, старомодно одевался и носил длинную седую бороду. Генрих сделал его коннетаблем, а это была вторая должность после короля. Монморанси тут же поселился в соседних с королем апартаментах. Эти комнаты поспешно освободила герцогиня д'Этамп, бежавшая в сельскую местность.

Я уважала Монморанси, хотя и не испытывала к нему расположения. В его прищуренных глубоко посаженных глазах, в осанке и речи я чувствовала вызов. Он с пренебрежением относился к мнениям людей, однако был лоялен и, в отличие от многих, не воспользовался карьерой для собственного обогащения.

О Диане Пуатье этого сказать было нельзя. Она не только убедила Генриха передать ей все имущество герцогини д'Этамп, но и попросила подарить ей великолепный замок Шенонсо. Вдобавок Генрих отдал ей налоги, собранные по случаю прихода к власти — впечатляющая сумма, — и даже драгоценности из королевской казны — оскорбление, которое я постаралась не заметить, в то время как мои друзья страшно негодовали.

Мне Генрих выделил ежегодное пособие в двести тысяч ливров.

Также он устроил политические браки: свою кузину Жанну Наваррскую выдал замуж за Антуана де Бурбона, первого принца крови, который мог унаследовать трон после смерти Генриха и всех его сыновей. Бурбон был красивым мужчиной, хотя и очень тщеславным. Он носил золотое кольцо в ухе и пышную волосяную накладку, скрывавшую лысеющую макушку. К тому моменту он успел перейти в протестантизм, потом отречься и снова назвать себя гугенотом, и все это ради достижения политических целей. Я презирала такое непостоянство, однако радовалась, что этот брак позволил Жанне снова прийти ко двору.

Генрих повысил статус семейства Гизов — ветви королевского Лотарингского дома. Ближайшим его другом был Франсуа де Гиз, красивый бородатый веселый мужчина с золотистыми волосами и магнетическим взглядом серо-зеленых глаз. Он был приятен в обращении, очарователен и остроумен. Все поворачивали головы, стоило ему только войти в комнату. Он был графом, но Генрих сделал его герцогом и членом Тайного совета.

В этот совет Генрих включил и брата Гиза, Карла, кардинала Лотарингского. Карл был темноволосым, темноглазым, задумчивым политическим гением, известным своей двуличностью. Их сестра Мария де Гиз, вдова шотландского короля Якова, являлась регентом пятилетней дочери Марии, королевы Шотландии.