— Можем, если хочешь, обсудить это подробнее, — дружелюбно предложила она. — Просто дело в том, что… Ой, Морис отсюда — как оловянный солдатик.

Крайтон рассмеялся. Конфликтов он избегал.

— С радостью поехал бы, познакомился с твоими родными, — сказал он, — но мне нужно в «Цитадель».

Адмиралтейство построило укрепленное подземное здание, «Цитадель», на плацу возле Уайтхолла, и Крайтон готовился переезжать туда со своим отделом.

— Тогда до вечера, — сказала Урсула. — Карета ждет, и Морис бьет копытом.

— Кольцо, — напомнил Крайтон, и Урсула охнула:

— Да, чуть не забыла. — Когда ей не нужно было идти на работу, она надевала обручальное кольцо: для приличия. — Торговцы и иже с ними.

Парнишка, доставлявший молоко, уборщица, которая приходила два раза в неделю, — Урсула не хотела, чтобы они знали о ее внебрачных отношениях. (И сама удивлялась такой стыдливости.)

— Ты не представляешь, сколько будет вопросов, если они увидят это, — сказала она, снимая кольцо и оставляя его на столике в прихожей.

Крайтон легко поцеловал ее в щеку:

— Отдохни там.

— Не обещаю, — ответила она.

— Так никого и не заарканила? — спросила Иззи Урсулу. — Впрочем, — оживленно повернулась она к Сильви, — у тебя и так… сколько у тебя внуков? Семь? Восемь?

— Шестеро. Ты и сама, наверное, бабушка, Иззи.

— Это как? — не понял Морис. — Откуда у нее внуки?

— Вот я и говорю, — Иззи даже бровью не повела, — это избавляет Урсулу от необходимости произвести еще одного.

— Произвести? — переспросила Урсула, и ее вилка с заливным лососем замерла на полпути ко рту.

— Ты, похоже, вышла в тираж, — сказал Морис.

— Прошу прощения? — Вилка опустилась на тарелку.

— Вечная подружка невесты…

— Только один раз, — поправила Урсула. — Я только один раз была подружкой невесты — на свадьбе у Памелы.

— Дай-ка сюда, если сама не ешь. — Джимми стащил у нее из тарелки кусок лосося.

— Я, между прочим, это ела.

— Тем хуже, — сказал Морис. — Тебя даже в подружки никто не зовет, кроме родной сестры. — Он ухмыльнулся, скорее стервозно, нежели по-мужски.

К сожалению, он сидел слишком далеко, а то получил бы под столом пинка.

— Веди себя прилично, Морис, — шепнула его жена Эдвина.

Сколько же раз на дню, спросила себя Урсула, повторяла бы она сама эти слова, если бы ее угораздило выйти за такого замуж? Ей стало казаться, что само существование Мориса — это лучший аргумент против законного брака. Между тем Эдвина сейчас бесилась из-за шофера, который оказался очаровательной девушкой в форме армейской транспортной службы. К смущению этой девушки (которую звали Пенни, о чем все тут же забыли), Сильви заставила ее сесть с ними за стол, хотя ей было бы куда спокойнее подождать в машине или на кухне с Бриджет. Под ледяными взглядами Эдвины бедняжка жалась в тесноте на одном конце стола с «эвакуированными». А Морис, наоборот, демонстративно ее игнорировал. Урсула пыталась определить, что за этим кроется. Жаль, рядом не было Памелы, та видела людей насквозь — ну, возможно, не так зорко, как Иззи. («Ага, Морис нашкодил, все ясно. А она милашка. Какой мужчина устоит против женщины в форме?»)

Филип и Хейзел с отсутствующим видом сидели между родителями. Сильви всегда недолюбливала своих старших внуков, зато души не чаяла в эвакуированных ребятишках, Барри и Бобби («кочевники мои»), которые сейчас залезли под георгианский стол и хихикали как умалишенные.

— Расшалились, — снисходительно бросила Сильви.

«Кочевники» — прозвище к ним приросло, как будто полностью определяло их сущность, — были сегодня отмыты и начищены стараниями Бриджет и Сильви до обманчиво невинного вида, но скрыть их проказливую натуру было невозможно. («Не дети, а исчадье ада», — содрогалась Иззи.) Урсула относилась к ним с теплотой — они напоминали ей младших Миллеров. Будь они щенятами, постоянно виляли бы хвостиками.

К слову, Сильви взяла черных щенков лабрадора, двух шумливых братьев, которых звали Гектор и Хэмиш. Все их путали и называли просто собаками. Похоже, при собаках и кочевниках Лисья Поляна совсем утратила былую презентабельность. Что касается Сильви, она мало-помалу притерпелась к нынешней войне, как не сумела притерпеться к прошлой. Чего нельзя было сказать о Хью. Его «силком заставили» готовить отряд народного ополчения, и в тот день после заутрени он еще обучал «дамочек» из числа прихожанок местной церкви пользоваться переносным противопожарным насосом.

— Допустимо ли это в день отдохновения? — усомнилась Эдвина. — Я уверена, Господь на нашей стороне, но все же…

Она осеклась, не найдя слов для подкрепления своих теологических убеждений, хотя и была «истинной христианкой», — по мнению Памелы, это проявлялось в том, что она нещадно лупила своих детей и скармливала им на завтрак остатки ужина.

— Безусловно, допустимо, — ответил Морис. — Лично я, как организатор гражданской обороны…

— Я не считаю, что «вышла в тираж», как ты любезно изволил выразиться, — раздраженно перебила его Урсула и в который раз пожалела, что не взяла с собой Крайтона, в медалях и галунах; можно представить, что стало бы с Эдвиной, узнай она об Эджертон-Гарденз.

(«Как дела у адмирала?» — вполголоса, заговорщически спросила в саду Иззи, которая, естественно, была в курсе дела. Иззи была в курсе всех дел, а чего не знала, то могла с легкостью выведать. Как и Урсула, она обладала способностями к шпионажу. «Он еще не адмирал, — ответила Урсула, — но дела у него идут хорошо, спасибо».)

— Тебе и одной неплохо живется, — сказал Урсуле Тедди. — «Сиянью ясных глаз своих верна»{94} и далее по тексту.

Веря в силу поэзии, Тедди считал, будто цитата из Шекспира способна разрядить обстановку. По мнению Урсулы, в этом сонете говорилось исключительно о самовлюбленности, но спорить она не стала: Тедди хотел как лучше. В отличие от всех остальных, которые, очевидно, не собирались мириться с ее одиночеством.

— Помилуйте, ей всего тридцать, — опять встряла Иззи. (Сколько можно, изводилась Урсула.) — В конце-то концов, когда я выходила замуж, мне было за сорок.

— И где же твой муж? — Сильви обвела глазами георгианский стол, полностью раздвинутый по случаю большого семейного сбора, и разыграла недоумение (совершенно не подходящее к ее облику). — Почему-то я его не вижу.

Иззи, воспользовавшись случаем, заехала («Как всегда, без приглашения», — отметила Сильви) поздравить Хью, разменявшего седьмой десяток. («Значительная веха».) Другие сестры Хью сочли, что добираться до Лисьей Поляны «чересчур утомительно».

— Вот лисицы старые, — сказала потом Иззи Урсуле. Притом что Иззи была в семье младшей, она никогда не ходила в любимицах. — Хью так о них заботится…