- Я согласен, доктор.

- Но вы должны знать о риске, связанном с этими операциями. То есть, иными словами, гарантировать успех мы не можем.

Самошин схватился за слова доктора, как за соломинку. Получив крохотную надежду на нормальное существование, он вновь почувствовал в себе силы бороться.

Уже на следующее утро возле его кровати стоял известный в ученых кругах профессор Берлинского Института нейрохирургии Клаус Зиберман. Осмотрев пациента, он сделал заключение об общем состоянии здоровья, найдя его удовлетворительным. Молодой организм пациента и его крепкое сердце были в состоянии выдержать целый ряд сложнейших многочасовых операций, в ходе которых, возможно, удастся восстановить нарушенные нервные окончания. Посовещавшись с хирургом Альбертом Гаштейном, они прошли в кабинет рентгенографии и долго изучали снимки, после чего, вернувшись в палату, приняли положительное решение.

- Полина, - сказал Альберт вошедшей в его кабинет женщине. - Вам необходимо это знать. Сегодня состоялся мой разговор с известным нейрохирургом. Мы пришли к выводу, что есть надежда вернуть Владимиру возможность передвигаться самостоятельно. Шансы не велики, но попробовать стоит. В противном случае он не выдержит морального излома, который нанесен ему его обездвиженным состоянием.

- Да, доктор. Я считаю, что стоит попытаться. О деньгах не беспокойтесь, я все оплачу.

- Но вы должны также знать о риске, неизбежно связанном с этой сложнейшей операцией. Пациенту предстоит находиться под действием наркоза несколько часов. Он может не выдержать.

- Да, но бездействие сейчас подобно убийству. Доктор, делайте то, что считаете нужным.

С этими словами Полина покинула кабинет врача и направилась в палате Самошина. Когда она вошла, молодая белокурая медсестра поправляла подушку под головой Владимира, отчаянно желающего сесть и подтягивающего на руках нижнюю обездвиженную часть своего тела.

- Вы можете идти, - отпустила Полина медсестру и сама поправила подушку. Положив Самошину руку на плечо, она сказала с улыбкой:

- Здравствуйте, Володя. У меня для вас хорошие новости. Я говорила с врачом. Он считает, что сможет поставить вас на ноги в ближайшем будущем.

- Спасибо, Полина. Вы моя спасительница.

Его глаза горели безумной надеждой. После стольких дней отчаяния он вдруг почувствовал себя почти здоровым. Хотелось бегать по палате, поднять Полину на руки, закружить ее в бешеном ритме. Но он не мог. Пока не мог. И это «пока» не могло его не радовать.

Прошло несколько часов ожидания, прежде чем из операционной вышел хирург Альберт Гаштейн. Повернулся к красивой женщине, сидящей в большом кресле и нервно теребящей носовой платок, произнес:

- Операция прошла успешно.

Женщина вскочила с места и, благодарно посмотрев в усталые глаза врача, прошептала:

- Спасибо, доктор…

- Это наша работа, - ответил он и пошел дальше по коридору.

Полина посмотрела на людей в белых халатах, кативших каталку со все еще находящимся под действием наркоза Самошиным, и подумала: «Все будет хорошо. Не беспокойся, Володенька. Ты единственный, кто у меня остался».

Прошло несколько месяцев. Самошин, перенеся не одну сложнейшую операцию, уже мог вставать. Владимир еще с огромным трудом передвигал ноги, но доктор сказал, что в недалеком будущем он сможет ходить. Надежда со временем вернуться к нормальной жизни делала чудеса.

Полина вошла в палату с букетом простых полевых цветов. Доктор Гаштейн, аккуратно поддерживая пациента под локоть, помог ему дойти до новенькой инвалидной коляски, которую еще с утра вкатила в двери палаты медсестра. Получив возможность передвигаться по больнице, Самошин радовался как ребенок. Покинув ненавистную кровать, прикованным к которой он провел не один месяц, Самошин впервые смог выглянуть в окно. За прозрачным стеклом был целый мир, которого он чуть было не лишился.

ПРОЩАЙ, УБИТАЯ РОССИЯ - СТРАНА ВОРОВ И ИХ РАБОВ

Уже два месяца я прожила под новым именем Каролины Ангеловой. Теперь у меня были иссиня-черные, вьющиеся мелким бесом волосы. Ездила я на шикарном жемчужном кабриолете фирмы «Лексус», купленном мной с тех денег, что мне заплатил Стилет. Часть гонорара я потратила на приобретение недвижимости в доме на углу Петровской набережной и Каменноостровского проспекта с видом на Петропавловскую крепость. «Подумать только», - удивлялась я сама себе, - «у меня теперь собственная отдельная квартира, да еще в таком месте».

Я ловила себя на мысли, что стала жесткой. Нет, вовсе не грубой и хамоватой, а именно жесткой. Я научилась ни о чем не жалеть, относиться ко всему как к данности, тщательно скрывать свои эмоции. И такой меня сделали не зона, не то, что случилось со мной до нее, не мои выполненные на оценку «отлично» заказы.

Переломным моментом в изменении моей жизни явилось принятое тогда, в Сочи, решение выстрелить в Самошина. Именно этот выстрел стал определяющим в необратимом процессе изменения всей моей сущности.

Меня перестали мучить кошмары. Я больше не думала о том, как мне свести счеты с жизнью. А ведь когда-то хотела. Я перестала строить какие бы то ни было иллюзии относительно своего будущего. Я просто жила, жила сегодняшним днем, понимая, что ничего хорошего от жизни мне ждать не приходится. Любовь, семья, интересная и достойная работа, - всего этого мне никогда не будет дано. Но я жила, и меня вполне устраивало такое положение вещей. «Жизнь как коробка шоколадных конфет», - вспоминала я фразу из фильма “Форест Гамп” с Томом Хэнксом в главной роли. - «Никогда не знаешь, с какой начинкой тебе попадется».

Я прошла на кухню. Поставила чайник. Включила радио на магнитоле. Подошла к окну. Моему взору открылась прекрасная картина золотой петербургской осени. Уже вечерело, и Петропавловская крепость в лучах подсветки представлялась каким-то фантастическим кораблем, отражающимся в суровой невской воде.

«Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. В эфире краткий выпуск новостей на радиостанции “Свободная Европа” из Германии», - услышала я из динамиков и подумала: - «Надо бы отстроить каналы, поймать что-нибудь русско-роковое, “Наше радио”, например, на FM-диапозоне».

Но не успела я сделать и двух шагов к «мыльнице», как услышала: «Сегодня находящемуся на излечении в мюнхенской нейрохирургической клинике бывшему ректору Первого медицинского института Владимиру Самошину была сделана сложнейшая, пятая по счету, операция. Операция прошла успешно, и теперь, по мнению врачей, у пациента есть все шансы вернуться к нормальной жизни…»

В первое мгновение я не могла пошевелиться. Мне казалось, что я сплю. В моей голове просто не укладывалось ТАКОЕ. «Самошин жив. Самошин жив. Самошин жив», - слышалось мне из всех уголков кухни, словно кто-то невидимый, специально измываясь надо мной, вновь и вновь повторял эти два слова.