Занялся на время делами, а бабуля, принеся нашей гостье здоровенную порцию, позвала меня в сторонку.

— Иди-ка прогуляйся. Тебе я больше доверяю, внучек, чем негоднице Дзянь, потому держи. Сходи-ка к оценщику Ли, он в конце ювелирного ряда, там маленькая такая зелёная вывеска…

И сунула мне монетку в руку.

— Помню, ага. Это который всегда берёт три стакана мангового сока?

— Он самый. Он обманывать не станет. Пущай проверит золото на пробу и цену назовёт. Если нормально — обменяй на эпикоины, или на новые хотя бы.

— Ага, — я тут же снял фартук и зашагал к входу.

— Половину мне — половину в кассу! — крикнула, когда я уже был на пороге.

— Да ну, не много ли?

— Нормально! Заслужил… жених.

В общем, прогулялся до того самого оценщика Ли. Старик вертел-вертел монетку, глаза вспыхивали синим цветом, куснул на зубок, взвесил, потом резюмировал:

— Девятьсот девяносто девять. Высшая проба. Ты же от бабули Хо, тот самый Чан Гун?

— Тот самый.

— Эх жаль… не получится тебя нагреть, да? Шесть с четвертью эпикоина. Ну или по сегодняшнему курсу… семьсот двадцать сити-коинов.

В общем, я угадал — три недели трёхразового питания у бабули. Или полторы недели моего оклада. И таких у принцессы яогаев было двадцать штук. Мда… Круто, конечно, но каким-то альфонсом себя почувствовал.

Что ж, я согласился на обмен. Взял в разной валюте, тут же по дороге закинул на свой счёт «для завтраков»… А потом прошёл мимо массажного кабинета Сян, и снова крепко задумался.

Признаться? Но как?

Во всех серьёзных произведениях восточной литературы в таких случаях полагалось идти к учителю — это я и сделал, завернув в школу Надзирателя Ди.

Сперва он меня заставил побегать полчаса, а затем крепко поколотил бамбуковыми палками, правда, и я был в ударе — пару раз сумел его достать.

После, в раздевалке, осторожно начал разговор.

— Скажите, учитель… у одного моего друга есть проблемы с прекрасным полом.

— Оу… Бывает. Но категорически не советую идти к Хон-Цзы и тому подобным прохиндеям. Пилюли и вся эта ваша… то есть наша народная медицина мало тому помогает.

— Да нет же! У… моего друга с этим дела обстоят вроде бы более-менее нормально. Проблема другого плана. Есть, скажем, две девушки. Точнее — даже три.

Надзиратель Ди присел рядом со мной и внимательно посмотрел.

— Если твой друг рассказывал тебе — то давай, подумаем, чего уж. Хотя я и сам догадываюсь.

— К одной мой друг испытывает…

Тут я замялся.

— Любовь, хочешь сказать?

— Вроде того. Не знаю. Светлое чувство, в общем. Он мне сам на этот счёт не распространяется. К другой — интерес сугубо-природный, такой, знаете, по характеру совсем не нравится, но хочется иногда то ли отшлёпать, то ли в койку бросить.

— Ну… не скажу, что понимаю твоего друга, но допустим. А третья?

— А третья… На третьей приказано жениться.

Бровь надзирателя Ди вопросительно поднялась.

— В общем, очень сложные дипломатические ситуации. Династические, я бы даже сказал. И, возможно, выходящие за пределы нашей… обыденности. И если не жениться — всё будет сильно плохо. Не только другу.

— Ты… то есть твой друг — уверен? — учитель нахмурился. — Прямо-таки династические. И выходящие за пределы обыденности?

— Ага. Причём там всё вообще сложно. Есть какой-то старший муж, который…

Оп. Это я зря ляпнул.

— Яогаи, что ли⁈ — тут же вскочил и прогремел Надзиратель Ди. — Что ж ты сразу не сказал!

— Ну вот так вот, блин. Там распоряжение мэрии. Говорят, что оно тут всё легально.

Надзиратель Ди заложил руки за спину и принялся ходить из стороны в сторону.

— Это очень, очень плохо. Не завидую, блин, твоему другу. Ситуация по шкале хреновости — десять из десяти.

— Ага.

— У меня, в общем, плохие новости для твоего друга. Если… скажем так, если ситуация не изменится в ближайшие полгода. Если не появятся новые игроки на шахматной доске. И если городская администрация так считает нужным — а я хоть с ними и не согласен в девяти из десяти случаев, но тут прислушаюсь. То у твоего друга один единственный вариант.

— Какой? — спросил я.

А холодок уже пробежал по спине. И предчувствия не обманули.

Надзиратель Ди почесал затылок.

— Ну, вернее так — два варианта. Погибнуть в ходе испытания. Либо победить — и смириться. Потому как дипломатическая работа важнее. Покой в городе важнее. Мы и так все живём в эпоху перемен, так если ещё и это нарушить… Она хоть как?

— Что — как?

— Старая?

— Нет. Лет двадцати на вид.

— Страшная?

— Нет… балериной была.

— Ну и всё. А то всякие слухи ходят. Ещё раз, пацан — дипломатическая работа важнее, понял? Похоть приходит и уходит. Стерпится — слюбится.

Что ж. Прямо скажу — совсем не то заключение я собирался получить от учителя. Ой не то.

В общем, поплёлся я обратно к лапшевне Хо — с кучей бабла, но без толики надежды. И у самого выхода из рынка обнаружил микроавтобусик с бородатым стариком на борту, а вокруг него — здоровенная очередь. Генетическая память подсказала — когда такие очереди, то значит, что там дают что-то очень редкое и дорогое.

— Что дают?… — спросил я, но потом и сам увидел.

Минут десять я стоял в очереди. Потом растолкал оставшихся, потряс полным кошельком перед носом продавца. Поругался с теми, кому явно не хватало после моей покупки, заплатил, забрал драгоценный груз.

Потом ещё минут двадцать, уже окончательно прогуляв вторую половину рабочей смены, тащил груз