— Конечно, есть. Педальный.

— Как жаль, — расстроился Артемий Иванович. — Я совсем не умею играть на органе. Но вот орган, Степан Карлович, можно было бы сделать и на электричестве.

Не приученный к столь пародоксальному мышлению Артемия Ивановича, Джевецкий некоторое время растерянно молчал, но потом счел за благо сделать вид, что просто не заметил дурацкой реплики Владимирова, и вновь обратился к поляку:

— В четырех сентябрьских нумерах «Русского инвалида», господин Фаберовский, было пропечатано обозрение господина Щавинского под названием «Подводные лодки». Он описывает там иностранные лодки и они практически все двигаются за счет электричества. На французской «Жимно», например, стоит динамо-машина Кребса в пятьдесят пять лошадиных сил, а на лодке Губэ — динамо-электрическая машина Эдисона. Впрочем, Норденфельд оснастил свою лодку паровой машиной. Только она ни на что не годна. Я сам подал три года назад великому князю генерал-адмиралу Алексею Александровичу эскиз лодки с паровым надводным движителем, но под водой его использовать невозможно.

— Нам не дадут денег на переоборудование лодки, — сказал Фаберовский. — Поэтому расскажите нам о ней о такой, какая она есть.

— Вам уже приходилось иметь дело с какими-нибудь подводными аппаратами?

— Я видел на Ливерпульской выставке в 1885 году лодку Уоддингтона «Порпос», которая получила награду. А в следующем году меня пригласили посмотреть на испытание на Темзе в доке Тилбури подводной лодки «Наутилус» по проекту Кемпбелла и Аша. Целый корабль! Водоизмещение 250 тонн, длина 60 футов, два электродвигателя в 45 лошадиных сил, торпедные аппараты системы Уайтхеда на верхней палубе! Но на испытаниях засорились боковые отверстия впуска воды в цистерны, а для стрельбы водолазам потребно было вылазить на палубу. Так что ее не приняли.

— Вот видите, господин Фаберовский, англичане тоже пришли к необходимости электрического двигателя. Между прочим, под водой «Жимно» прошел на аккумуляторах со скоростью 5 узлов 45 миль. А на педалях скорость моей лодки составляет под водой всего половину узла. Так что подумайте все-таки об электричестве.

— Давайте все же вернемся к вашей лодке, господин Джевецкий. С педальным органом.

— Ее водоизмещение около 6 тонн, длина 20 футов, экипаж три-четыре человека. Гребной винт рассчитан на вращение двумя человеками с помощью педального привода. На аппарате имеется кормовой поворотный винт системы Губе, поворачивающийся в плоскости руля. От оси гребного винта работают два насоса: один для выкачивания водного балласта, другой воздушный для регенерации, который прогоняет воздух через раствор едкого натра, бертолетовой соли и извести, поглощающий углекислый газ, после чего воздух снова поступает для дыхания. К этому воздуху периодически и автоматически добавляется кислород из особого бронзового кислородного баллона.

— Скажите, господин Джевецкий, а долго можно просидеть в вашем аппаратусе под водою, не всплывая на поверхность? — спросил Артемий Иванович. — Если зацепимся за какую-нибудь корягу?

— На испытаниях под командой лейтенанта Чайковского с экипажем из двух штрафных матросов 2 роты Балтийского экипажа мой аппарат за 57 ходовых дней пробыл под водой в общей сложности 96 часов. Расчетного же запаса кислорода и раствора должно хватит для дыхания в течении 50 часов. Для продувки балласта и всплытия аппарат имеет в баллоне запас сжатого воздуха под давлением 100–120 атмосфер. Для остойчивости под водой я применил подвижные грузы, перемещаемые по рейкам по длине аппарата вдоль ее киля. Но будьте осторожны, вращая маховик: аппарат может клюнуть носом или кормой. И не погружайтесь глубже чем на тридцать футов.

— Так глубоко! — испугался Артемий Иванович. — Я тут намедни близ Марли купался, и то едва не утоп. А тут, шутка ли, целых тридцать футов! Кстати, в «Бель-Вю» был очень красивый аквариум с живыми рыбами. Очень, знаете ли, красиво они там хвостами шевелят. Вы, когда в Неве плавали, тоже рыбов видели?

— Действительно, Степан Карлович, а как мы будем наблюдать за тем, что происходит вокруг? — спросил Фаберовский.

— Аппарат имеет небольшую рубку с иллюминаторами, кроме того для рулевого я установил в рубке оптическую трубу с призмами и увеличительным стеклом в нижней части, подняв которую, вы сможете обозревать поверхность, не всплывая.

— А вот у капитана Немо окно было прямо в салоне, и никакой оптической трубы с клизмами, — уничижительно произнес Владимиров. — А что, если мы на вашей лодке утопнем?

— Надо будет открыть люк, впустить внутрь лодки воду, чтобы уровнять давление внутри и снаружи, и потом, покинув лодку, всплывать на поверхность.

Артемий Иванович без особого воодушевления воспринял слова Джевецкого. Все его водные приключения всегда кончались нехорошо.

— Мне кажется, — вдруг сказал Джевецкий, — что вы забыли задать самый главный вопрос. Я понимаю, что вы собираетесь ехать в Египет с мирными целями, чтобы осматривать пороги, — он заговорщически подмигнул поляку, — но если вдруг вы станете плавать в море и английские корабли пожелают помешать вашим исследованиям, а у вас на то будут особые полномочия, вы можете отправить их к праотцам при помощи двух закрепленных в особых полостях в корпусе мин с резиновыми надувными мешками, которые освобождаются при нахождении под кораблем, всплывают и присасываются к днищу, а потом взрываются током от гальванической батареи по проводам.

— Нет, это нам не понадобится, — уверенно заявил Артемий Иванович. — Мы эта… мы будем на Ниле глядеть, так сказать, пороги. И крокодилов.

— И играть на органе, — добавил Фаберовский.

— Ну что ж, дело ваше. Однако, если вы обладаете на ваши исследования некоторыми денежными средствами, я могу предложить вам арендовать мой личный экземпляр, с динамо-машиной. Я перевез его в Париж, чтобы всегда иметь его под рукой, но он пока без дела пылится здесь в Париже.

— Мы рассмотрим ваше предложение, Степан Карлович, — сказал поляк. — Полагаю, мы сумеем убедить наше с мсье Гуриным начальство в целесообразности такого шага.

2 октября, четверг

Вечер у гостеприимного создателя Эйфелевой башни удался на славу. Хотя все началось с кофе, через час все четверо опустошили половину запасов в погребце хозяина. Даже обычно сдержанного и прагматичного Эйфеля потянуло похулиганить. Он первым предложил залезть на верхнюю площадку и Фаберовский с Джевецким с энтузиазмом поддержали его. Артемий Иванович, потерявший всякое представление об окружающем мире, дважды съезжал вниз по перилам, потом ходил по карнизу балкона и плевался вниз. В конце концов Эйфель принес на площадку подзорную трубу и они влезли в фонарную будку у них над головой, где стали вращать гигантские рефлекторы, выхватывая снопами лучей в темноте то один, то другой известный дом, а потом Артемий Иванович долго выискивал дом Рачковского и квартиру на бульваре Араго, но не смог найти ни того, ни другого.

Утро застало их спящими все там же, в маяке, и стоило большого труда спустить проспавшегося Артемия Ивановича вниз. Он не переставая орал от ужаса и цеплялся за все, что попадалось ему под руки, поэтому ему завязали глаза, как пугливой лошади, и снесли вниз головой сперва на метеорологическую площадку, а потом по винтовой лестнице в кабинет Эйфеля. Здесь, чтобы не смущать публику, повязку с него сняли, но в лифте встали вокруг него так, чтобы он не мог видеть то, что происходило за окнами кабинки, а по переходу между кабинами протащили волоком, зажав глаза и рот ладонями.