– Конечно!

Слезы сами собой покатились из голубых глаз баронессы. Иоаким отодвинул поднос и обнял ее. Она тихо плакала, прижавшись мокрой щекой к его могучей груди, отчетливо слыша, как ровно и сильно бьется его сердце. Век бы так слушать!

– Не надо, Алечка! – тихо говорил Иоаким, ласково гладя ее по обнаженной спине. – Ты же ведь знаешь… У меня там…

– Ты обещал, что не дашь меня в обиду! – капризно всхлипнула Алиенора. – Обещал!..

– Так ведь не давал… – попытался оправдаться Иоаким. – И не дам, пока здесь.

– Ты уезжаешь! Бросаешь меня сарацинам!

– Вот еще! – забормотал Иоаким. – Никто никого не бросает. Гость приехал и уехал…

– Зачем же меня обнимал? Зачем ласкал?

– Не смог удержаться! – честно признался Иоаким. – Ты такая красивая! Умная! Замечательная хозяйка! Страстная в постели! Едва увидел тебя, как сразу понял, что пропал…

Слезы высохли на щеках Алиеноры. Она отстранилась и заглянула в глаза любимому. Тот с достоинством выдержал ее взгляд.

– А она красивая? – тихо спросила Алиенора.

Иоаким понял, о ком вопрос, и с ответом помедлил. Хотел сказать "симпатичная", но не нашел такого слова в своих скудных запасах латинского.

– Она другая. Рыжие волосы и зеленые глаза. Маленькая, худенькая…

– Ты высокий, сильный, красивый. Почему выбрал ее?

– Это она меня выбрала…

– У нее было богатое приданое?

– Никакого не было.

– Почему женился?

Иоаким вместо ответа развел руками.

– На тебя, наверное, многие заглядываются? У тебя были другие женщины после свадьбы?

Иоаким смущенно кивнул.

– Она сносит это покорно?

– Если бы! Бьет меня. Хлещет по щекам, как слугу! Вот вернусь домой, такое устроит! Из-за тебя…

– Как она узнает? Козма расскажет?

– Козма друг. Она без него… Ведьма! Как бы не таился, все ей ведомо!..

"Так вот почему он женился на ней! – сообразила Алиенора. – Зачаровала! Поэтому Иоаким стремится вернуться. Я попрошу отца Лотаря, пусть почитает над ним молитвы! Монах умеет снимать чародейство, хвалился не раз".

– У тебя большое княжество? – спросила она.

– Никакого! Князь – это всего лишь титул, который русский царь давал своим генералам за особые заслуги, мой прадед получил его, отличившись на войне. Титул передается по наследству. У нас были земли, но мы потеряли их очень давно, новая власть отняла. Я служу за деньги, как многие рыцари в Леванте.

– Женившись на мне, ты станешь бароном. Владельцем богатых земель. Тысячи людей будут работать на тебя, благородные рыцари будут рады, если ты возьмешь их на службу. У тебя будет много золота и серебра, лучшие кони, лучшие доспехи и оружие, вкусная еда, полные погреба выдержанных вин и сикера.

– Ты хочешь отдать мне баронство?

– Женщине в Леванте нельзя владеть баронией. У меня полгода, чтобы снова выйти замуж. Если откажусь, баронство отнимут.

– Его и без того отнимут.

Алиенора недоуменно посмотрела на любовника.

– Война проиграна, Алечка! Время христианских королей в Леванте закончилось. Здесь будет править Саладин!

Алиенора резким движением отодвинула поднос.

– Ты приехал сюда издалека и не знаешь Леванта, – сказала она надменно. – Христиане здесь давно воюют с сарацинами. Бывало, язычники побеждали, но, в конце концов, земли оставались за нами. Много рыцарей погибло под Тивериадой, это великая беда, но папа римский не оставит нас. По его призыву сюда приедут тысячи! Саладину удалось занять много городов, но Триполи и Антиохия остаются за нами. Азни – тоже. Мы вернем Иерусалим, святые места, где Господь претерпел крестные муки! Будет много битв и много крови, но истинная вера одержит верх. Поэтому я ищу себе в мужья настоящего рыцаря! Если ты робок, так и скажи! Я найду другого!

Иоаким встал и стал одеваться. Приступ гнева у Алиеноры прошел, теперь она виновато смотрела на любимого, коря себя за горячность. Конечно, он обиделся! Покойный барон прибил бы за такие слова! Самое тяжкое оскорбление рыцарю – обвинить в трусости.

Иоаким затянул пояс, заткнул за него кинжал в ножнах и обернулся к ней. Алиенора напряглась. Но на лице его не было гнева.

– Моя жена – ведьма, – сказал он спокойно, – но и я, Алечка, кое-что могу. Брось в меня кубок!

Алиенора смотрела на него с недоумением.

– Да бросай же! – раздраженно выкрикнул Иоаким.

Алиенора, вздернутая этим криком и состоявшимся разговором, не помня себя, швырнула серебряную чашу. Не долетев до лица Иоакима, та будто наткнулась на невидимую стену и со звоном упала на каменный пол. Алиенора похолодела.

– Бросай вторую!

Алиенора подчинилась. Вторая чаша, как и первая, натолкнулась на невидимую преграду и упала рядом.

– Ты колдун?! – воскликнула Алиенора.

– Нет. Я хочу, чтоб меня не считали трусом, когда я говорю правду. В земле, откуда я родом, знают многое, в том числе будущее Леванта на восемь веков вперед, – сказал Иоаким, поднимая чаши и водружая их обратно на поднос. – Ошибки нет и быть не может. Война с сарацинами продлится долго, много крови прольется. Но эти земли никогда больше не подпадут под власть христиан.

Глаза Алиеноры повлажнели.

– Тебе нужно думать о себе, Алечка. Баронство кончилось. Есть у тебя куда уехать?

– Отец умер. В Триполи у него был лен – рыбный рынок. Сейчас он принадлежит младшему брату. У старшего брата есть земли в Аквитании, после смерти дяди он правит графством.

– Старший брат примет тебя?

– Будет недоволен. Но жить в замке позволит. Недолго. Постарается выдать замуж.

– Тоже выход, – согласился Иоаким. – Не сладкий, но лучше, чем просить милостыню.

– Этот Саладин, – сказала Алиенора после недолгого молчания. – С ним можно договориться? Скажем, принести омаж?..

– Он держит слово. Пообещает – исполнит. Но вряд ли согласится отдать баронство христианину. Потребует перейти в ислам.

– Это страшно?

– Есть люди, которые считают, что бог у христиан и сарацин один, только молятся ему по-разному, – ответил Иоаким. – Но суть не в молитвах. Обычаи разные. У сарацин жена строго подчинена мужу, не имеет голоса, кроме того, мусульманин может иметь четыре жены.

"Это как позволит первая!" – подумала Алиенора.

– Ты б согласился сменить веру? – спросила с любопытством.

Иоаким задумался, затем покачал головой.

– Не то, чтоб я слишком верующий… Не мое. Родился и вырос в одной вере, поздно менять. Против мусульман ничего не имею, люди как люди. Но другие. Это как чужая земля, куда приехал не по доброй воле: другой язык, другие обычаи, и ты себя чувствуешь чужим. Не привыкну.