– Вы тоже тут лежите? – хрипло спрашиваю я.

Она протягивает мне стакан воды, и я благодарно пью.

– Нет. – Ламарр качает тяжелыми золотыми серьгами. – К счастью, вчера отпустили домой. А то дети очень не любят без меня засыпать. Самой младшей всего четыре.

Информация о детях звучит как предложение мирного договора. Что-то в наших взаимоотношениях поменялось.

– Так я больше не… – У меня срывается голос. – Все закончилось?

– Да, вы больше не подозреваемая. Обвинение будет предъявлено Клэр.

– А как Фло?

Возможно, мне кажется, но по лицу Ламарр пробегает тень. Вроде бы его выражение осталось таким же спокойным и безмятежным, однако в атмосфере маленькой палаты вдруг повисает тревога. Дурное предчувствие.

– Она… держится.

– Мне можно к ней?

Ламарр качает головой.

– С ней сейчас родные. Больше никого не пускают.

– А вы ее видели?

– Да, вчера.

– Значит, сегодня ей хуже?

– Я этого не говорила.

Но я по глазам вижу, о чем она пытается умолчать. Я помню, что объясняла Нина про передозировку парацетамола. От действий Клэр все еще расходятся круги, и Джеймс может быть не последней жертвой.

И, пожалуй, с Фло она поступила наиболее жестоко. Для агрессии по отношению к Джеймсу и ко мне у нее, по крайней мере, были причины. Фло же была виновата лишь в том, что ее любила.

Я не знаю, когда Фло начала догадываться. Когда сложила два и два и задумалась, так ли невинно было сообщение, которое Клэр попросила ее отправить с моего телефона. «Джеймс, это я, Лео. Лео Шоу». Возможно, Клэр сказала ей, что это розыгрыш.

Возможно, первые подозрения начали возникать, когда Нина выложила полиции о нашем с Джеймсом совместном прошлом. Фло не могла не удивиться тому, что Клэр сама захотела разворошить былое накануне свадьбы. А когда Ламарр стала задавать вопросы о телефонах и сообщениях… тут-то уж она должна была прозреть.

Конечно, вряд ли она вычислила всю правду – по крайней мере, сразу. Она хотела поговорить с Клэр, но ее не пустили. Клэр слишком плохо себя чувствовала, да и полиция не хотела, чтобы свидетели лишний раз болтались из гостиницы в больницу. Нину пустили только потому, что она в них вцепилась бульдожьей хваткой, да и то предварительно сто раз прогнав ее через допрос. А Клэр, видимо, старательно прикидывалась полумертвой, выжидая, как будет действовать со мной Ламарр.

И Фло осталась сидеть в гостинице, варясь в собственных страшных догадках и подозрениях. Не имея возможности спросить у Клэр, что ей можно говорить, она врала на допросах до последнего, выгораживая подругу. Врала, пока не начала путаться в собственной лжи. Ей было жутко думать, что отправленное ею сообщение в итоге привело к смерти Джеймса. Она стала сомневаться в Клэр. Она от-чаялась.

– Вы знаете? – Я сглатываю ком в горле. – Знаете, что на самом деле произошло? Клэр вам призналась?

– Клэр сейчас не в состоянии отвечать на вопросы, – мрачно произносит Ламарр. – По крайней мере, если верить ее адвокату. Но мы собрали уже достаточно, чтобы предъявить ей обвинение. Ваши показания, результаты вашего анализа на токсины после того, как она вас опоила, а самое главное – показания Фло. Кстати, «скорую» она даже не пыталась вызвать.

– В смысле?

– Когда Джеймс получил огнестрельное ранение. Не было попыток набрать номер экстренной службы, ни одной. Это должно было сразу насторожить нас, но мы смотрели в другую сторону. – Она вздыхает. – Конечно, нам потребуется снова взять у вас показания официально, когда вы наберетесь сил. Потом, не сегодня.

– Сначала я думала, что это Фло. Когда нашла патрон в кармане у Клэр. Решила, что это куртка Фло. Просто в голове не укладывалось, что Клэр может такое сотворить. Все ведь складывалось именно так, как она мечтала: идеальная жизнь, идеальный жених. Зачем ей все это разрушать? А дошло только потом, когда вспомнила, что в том сообщении, десять лет назад, Джеймс вдруг назвал меня Ли. Но Клэр не повторяет ошибок. Джеймсу она писала от имени Лео. Как я только раньше не догадалась…

– Она не в первый раз подставляет неугодных, – вдруг говорит Ламарр; ее мягкий грудной голос словно оборачивает холодные слова в теплое одеяло. – Конечно, не совсем так, однако случай был. Мы не сразу его раскопали. Из ее университета уволили одного профессора. Обвинили в домогательствах – якобы он рассылал студенткам по электронной почте предложения хороших оценок на экзаменах в обмен на услуги сексуального характера. Он все отрицал, но письма девушкам с его ящика действительно приходили. Проверили его компьютер, письма обнаружились в корзине. Клэр тогда, разумеется, никто не заподозрил, она даже не фигурировала в числе пострадавших. Случилось это спустя короткое время после того, как он поймал ее на плагиате и пригрозил дать делу ход. Разумеется, скоро ему стало не до плагиата, и так бы это все и замялось, если бы одна из его коллег случайно не вспомнила…

Я зажмуриваюсь, по моей щеке скатывается слеза. Не знаю, почему я плачу. Не от облегчения, это точно. И не от горя – у меня давно не осталось сил горевать по Джеймсу. Наверное, от злости. От злости на себя за то, что поддалась на шитый белыми нитками обман и так глупо потратила столько лет.

Хотя… что было бы, сообрази я раньше? Не я ли тогда лежала бы в битом стекле с выпущенными кишками?

– Я вас пока оставлю, – тихо произносит Ламарр и встает, скрипнув стулом. – Вернусь завтра с напарником, мы официально возьмем у вас пока-зания.

Я молча киваю, не открывая глаз.

После ее ухода наступает тишина, которую нарушает лишь мелодия из-за стенки – у кого-то включен телевизор, и начинается очередная серия мыльной оперы. Я сижу, слушаю мелодию и собственное дыхание.

А потом вдруг раздается стук в дверь. Я открываю глаза, думая, что вернулась Ламарр, но голова в окошечке мужская. Я вздрагиваю от неожиданности, а потом узнаю Тома.

– Тук-тук, – говорит он, заглядывая в щелку.

– Заходи.

Он проходит, неловко шаркая ногами. Смотрит на меня с опаской, словно не уверен, что ему тут рады. Вид у него бледный и потрепанный – ничего общего с холеным городским пижоном, который предстал перед нами в первый вечер. На нем рубашка в клетку – мятая и с пятном на груди. Впрочем, судя по выражению его лица, я сейчас тоже далеко не «Мисс Вселенная». Ну да, фингалы мои немного поблекли, но все равно производят немалый эффект на неподготовленного наблюдателя.

– Привет, Том, – говорю я, натягивая к подбородку сползшую с плеча больничную сорочку.

Он растягивает губы в неестественной улыбке – как человек, у которого временно отключились способности к светской беседе.

– Слушай, я должен тебе признаться, – начинает он без обиняков, – я думал, это ты. Ну, сама понимаешь, вся эта история в прошлом, потом сообщения с твоего телефона… Короче… Ты извини меня, поторопился с выводами.