Что ж… здесь не принято, чтобы дети перечили. И не она ли сама внушала Иоко благую мысль, что подчинение взрослым есть наш долг и высшее счастье?

Лицемерка.

— Я все равно сделала по-своему… и моя якобы матушка прокляла меня… у ее мужа случились проблемы… все-таки большие люди не любят, когда их обманывают. Вскоре, знаю, они вынуждены были покинуть город. Честно говоря, не представляю, что с ней дальше было… мне это безразлично.

Ей безразлично все, что не касается ее самой.

Но я умираю.

Рассказ, конечно, безумно увлекательный, однако не настолько, чтобы выйти из роли. Поэтому глазки прикрываем и стонем.

Жалостливо.

— Ноешь… только и умеешь, что ныть… ты вот ничего не сделала… я ждала, готовилась… приставила трех служанок следить за тобой, а ты… только сидела и плакала… ты не сбежала из дому, не отыскала ведьму… не предложила ей краденые серьги из моей шкатулки… не уговорила сварить зелье, которое разбудит кровь никагури… да, я слышала, что моя прабабка была из их народа… и что прадед любил ее до безумия… люди никогда не могли устоять перед никагури. Тетка тоже знала… думала, я не вижу, что она подливает себе в чай черное зелье. И меня им поила перед встречей с тем… женихом. Ему ведь предлагали красивых невест, из хороших семей, а тут я… я не была глупа, я поняла все… осталось лишь подкупить служанку, которая бегала к ведьме… Твой отец никогда бы не осмелился пойти против воли моих родителей. Страдал бы, терпел, но и только… бессмысленная пустая порода. А я… я сумела повернуть свою жизнь.

Щеку обожгла пощечина.

— И он любил меня… только никто не предупредил, что дочери забирают силу. Твой отец так хотел дитя, и мне пришлось его родить.

Ужасная судьба.

Еще немного, и я разрыдаюсь.

Чтоб тебе…

Дышим. Расслабляемся. Слушаем исповедь и заодно уж смотрим, а то мало ли, для чего она мне тут зубы заговаривает.

— Я ненавидела тебя уже за то, что ты появилась… ты изуродовала мое тело. Ты высосала мои силы… ты забрала те капли, которые оставались, и его любовь почти исчезла… мне пришлось идти к ведьме, но уже за другим зельем. Оно действовало, но… совсем не так. Вместо того чтобы любить меня, он сильнее привязывался к тебе… все для дорогой девочки… с каждым годом терпеть это становилось все сложнее… он только и говорил, что о тебе…

Жадная.

Ей всего и всегда было мало. Там, дома, кто-нибудь мудрый и отягощенный ученым званием объяснил бы про тяжелое детство и психологическую травму. Но как по мне, она просто-напросто жадная.

Завистливая.

И тварь.

Пусть лицо, как ни вглядывайся, не изменится, и шея не отрастет, и уши останутся прежними, но яду в ней — не на одну паучиху хватит. И хорошо, что в комнате нет лишних подушек. А то с нее бы стало помочь бедной дочери уйти.

— Думаешь, я не знаю, в чем дело? Ты забрала мою силу… ты обратила ее себе на пользу… и будь твоя воля, вышвырнула бы меня…

Ложь.

Я бы точно выставила этакую добрую мамочку куда-нибудь, если не на улицу, то всяко в места удаленные. И дом бы ей справила, отчего бы нет… и навещала бы…

Изредка.

А Иоко другая. Плачет, бестолковая, не способна поверить, что все на самом деле так.

— Слезы? — Матушка наклонилась и втянула запах. — Мямлей была, такой и осталось… себя жалеешь… а чего жалеть? Он бы пожалел… оставил нам жалкие крохи состояния… если бы ты родила ребенка…

…не прожила бы долго, вот чую всеми внутренними органами и убеждаюсь, что папенькина смерть далеко не естественна. Интересно, здесь можно жалобу подать?

Провести какое-никакое расследование…

И вообще призвать ее к порядку?

Печать зачесалась, а у меня возникло желание вцепиться в горло и сдавить посильнее. Шейка тоненькая, выглядывает из широкого горла кимоно, что веточка из вазы. Будет несложно…

…нельзя.

— Но нет, ты и на это неспособна оказалась… куда подевалось твое очарование? Исчезло, верно, в тот раз, когда ты впервые понесла… ты обрадовалась, а твой супруг вдруг окончательно лишился разума. Какое совпадение!

Иоко молчит.

А я старательно перебираю события чужой памяти. Была ли беременность? Если матушка знает, то была… а Иоко…

Слишком больно.

— Наверное, девочка… твой отец не указал, какого пола должен был быть ребенок… девочка — это хорошо… я не обижала бы ее, но ты умудрилась потерять… не могла придумать, как сдержать супруга? И побоялась подливать ему мой настой… как же, у него хрупкое здоровье… раз так, то терпи. Кто я, чтобы советовать.

А клыки у нее тонкие, — что иглы.

И надо бы поискать, кто такие эти самые неру… негу… как она там говорила? Что-то неладно с этим очарованием.

— Я думаю, что тетушка моя была в курсе дела, а потому не позволяла иметь себе детей… и меня выбрала не случайно…

Меня похлопали по щеке.

— Признаюсь, надеялась, что однажды твой муженек переступит черту… это ведь так легко… взять и убить глупую жену, но он умер первым. Ты все-таки кого-то нашла? — Она смотрела в глаза наши жадно, неужели надеялась увидеть ответ? — Нет… конечно, нет… ты слишком жалка и глупа, труслива, чтобы так рискнуть. Повезло… тебе… а мне пришлось думать, что делать с тобой. Это утомляет… почему ты просто не можешь уйти?

Молчу.

Дышу.

И дыхание прерывистое безо всяких усилий.

— Не важно, в конце концов ты умрешь, а мы с моим мальчиком будем счастливы, — это было произнесено с такой убежденностью, что вялые аргументы, которым и без того не светило быть озвученным, застряли в глотке. Интересно, она и вправду не понимает, что, став наследницей и супругой этого самого красавца, разом расстанется со своим золотом. И с жизнью тоже? Но это даже справедливо. — Он немного упрямится, но… знает, что делает… и мне не жаль.

Мне тоже.

Я издала глухой стон.

И матушка поднялась, отряхнула руки. Огляделась…

— Знаешь, он запретил продавать этот дом… будто чуял… перед смертью все говорил, что это твое место, что здесь ты будешь счастлива… глупец… но после того, как умрешь, я, возможно, сумею обойти волю этого ненормального… мой мальчик поможет. Я говорила тебе, что он уже девятый ранг получил? В его-то возрасте…

Подлог документов, стало быть…

А по закону за такое чиновникам рубили руки. И не могу сказать, что это слишком жестоко… с другой стороны, парень ничем не рискует. Родственников иных, способных раздуть скандал, у меня нет. Матушка — единственная законная наследница, да и дом перейдет ей во владение уже не от отца, но от меня… почти законно.

И гадко.