«Это», видимо, относится ко мне. Она исчезает за кулисами, а Кэтрин на сцене под громовые аплодисменты прощается с собравшимися.

Мо добросовестно держит меня под локоть.

– Все хорошо, – шепчет он.

Больше ничего не говорит, но как бы обнимает тишиной. Его коронное молчаливое объятие, которое я так люблю. В мире по ту сторону темного занавеса все еще хлопают; здесь звук приглушен и напоминает шум сильного дождя на асфальте.

Рейчел возвращается.

– Здесь стоять нельзя, – опять начинает сердитый звукооператор.

Рейчел оборачивается, и он в страхе отшатывается. Я его не виню. У Рейчел на лице боевое и чертовски остервенелое выражение. Ничего не ответив, она приподнимает подол платья и перешагивает через провода.

– Чокнутых бывших не видать, – сообщает она, подходя ближе.

Внезапно со сцены вваливается Кэтрин и едва не сбивает с ног Мо.

– Уф! Ну и цирк! – По-матерински похлопывает меня по плечу. – Ты как? Надо полагать, это был…

– Навязчивый отставной бойфренд, – поясняет Рейчел. – И, раз уж зашла речь, надо сказать пару ласковых Мартину…

– Только не сейчас! – Хватаю ее за руку. – Просто побудь со мной минутку, ладно?

Рейчел смягчается.

– Хорошо. Разрешаешь потом повесить его за яйца?

– Разрешаю. Фи, какая гадость!..

– Сливал информацию этому козлу… С ума сойти! Надо подать в суд, Тиффи!

– И добиться запрета на приближение, – тихо добавляет Мо.

– На Мартина? Работать станет неудобно, – слабо лепечу я.

– Ты знаешь, о ком я, – произносит Мо после короткой паузы.

– Давайте уйдем от этих темных занавесок…

– Правильно! – соглашается Кэтрин.

Звукооператор тихонько, чтобы Рейчел не видела, кивает головой, закатывая глаза.

– Пойду пообщаюсь с народом, а вы берите мой лимузин.

– Что-что? – оторопело переспрашивает Рейчел.

– Это не я придумала, – смущенно поясняет та. – Издательство заказало. Он стоит у входа. Поезжайте, потому что мне никак нельзя раскатывать на лимузине. Если кто заметит, не примут на фиг в социалисты!

– Спасибо, – произносит Мо.

Я на мгновение выхожу из тумана паники, дивясь, что глава пиарщиков по доброй воле отслюнила деньги на лимузин. Дамочка печально известна своей скупостью.

– Осталось только выбраться наружу сквозь толпу, – добавляет Рейчел, сурово поджимая губы.

– Сначала позвонить в полицию, – говорит Мо, – и рассказать им все: про прошлые разы, цветы, Мартина…

У меня вырывается полустон-полувсхлип. Мо поглаживает меня по спине.

– Надо, Тиффи, – говорит Рейчел, протягивая телефон.

Пробираюсь между гостей сама не своя. Меня беспрестанно хлопают по спине, улыбаются, поздравляют. Сначала отвечаю «я не сказала “да”, я не выхожу замуж, он не мой парень», но они либо не слышат, либо не хотят слышать, и ближе к выходу я просто перестаю реагировать.

Лимузин Кэтрин припаркован за углом. С ума сойти! Глава пиарщиков, наверное, попросит Кэтрин сделать что-нибудь очень важное за мизерную плату.

– Здравствуйте! – говорит Рейчел водителю голосом, которым обычно охмуряет барменов. – Кэтрин сказала, мы можем взять ее машину.

Следуют долгие объяснения. Как и положено, водитель не склонен верить нам на слово. Однако телефонный разговор с Кэтрин и воинственное лицо Рейчел делают свое дело. У меня на плечах пиджак Мо, но меня все равно колотит.

Внутри лимузин чертовски шикарен, еще круче, чем снаружи. Длинные диваны, небольшой бар, два телевизора и музыкальный центр.

– Ох ты ж мать вашу! – бурчит Рейчел. – Офонареть! При этом нам платят гроши?!

Молчим. Водитель выруливает на дорогу.

– Что и говорить, – продолжает Рейчел, – денек выдался необычный.

Почему-то ее слова оказываются последней каплей. Я рыдаю, закрыв лицо руками и откинув голову на серую плюшевую обивку. Тело сотрясается от всхлипов, как у ребенка. Мо сочувственно пожимает мне руку.

Раздается звонок водителя.

– Что у вас там? Приступ астмы?

– Все в порядке! – кричит ему Рейчел, в то время как я, задыхаясь, сиплю и рыдаю. – Мою подругу подкараулил чокнутый бывший и перед тысячной толпой выставил все так, будто она согласна за него выйти. Теперь у нее вполне естественная реакция.

Пауза.

– Ну и ну!.. Бумажные салфетки под баром.

* * *

Приезжаю домой и звоню Леону. Он не отвечает. Несмотря на весь сегодняшний дурдом, очень хочу узнать про суд. В сообщении Леон написал только: «Все хорошо». Что хорошо? Уже кончилось? Когда вынесут решение?

Отчаянно хочется с ним поговорить. Если точнее, хочется прижаться к его плечу, вдохнуть его чудесный запах и позволить гладить себя по спине, а уже потом – поговорить.

Невероятно. Просто невероятно, что Джастин выставил меня перед всеми этими людьми… Неужели думал, я соглашусь только потому, что ему так хочется?

Собственно, несколько месяцев назад так бы оно и случилось. Боже, от этой мысли становится дурно.

То, что он снюхался с Мартином, выводит преследования на совершенно новый уровень. Вспоминаю наши странные встречи. Он заставлял меня думать, что я свихнулась, потому что не верю в их случайность, а сам все тщательно спланировал и рассчитал. Но какой смысл? Если он хотел меня вернуть, я была в его распоряжении. Я принадлежала ему, сделала бы ради него что угодно. А он сперва грубо меня оттолкнул, а потом без конца пытался заполучить обратно. Почему? Странно… Зачем делать так больно?

Рейчел у меня заночевать не может, она сегодня присматривает за племянницей, от одних слез и соплей – к другим. Мо пообещал остаться. Какой он хороший. Чувствую себя виноватой, потому что, откровенно говоря, хочу, чтобы рядом был не Мо, а Леон.

Почти удивляюсь ясности этой мысли. Хочу Леона. Мне надо, чтобы он был рядом, смущенно улыбался и как бы невзначай поднимал настроение. После сегодняшнего сумасшествия с новой силой понимаю: даже если «страшно и приятно» периодически превращается в «страшно-страшно», когда я заново учусь быть в отношениях, так и что, черт подери? Если я поддамся страху, если позволю ему помешать нам с Леоном, то Джастин действительно победит.

А Леон, безусловно, сто́ит того, чтобы побояться. Тут и говорить нечего. Тянусь за телефоном и опять набираю номер.

Три пропущенных звонка от Тиффи.

Не могу с ней говорить. Не хочу слушать ее объяснений. По-прежнему шагаю куда глаза глядят. Должно быть, хожу кругами – по дороге попадаются подозрительно похожие друг на друга кофейни. Серая, диккенсовская часть Лондона. Булыжник, покрытые сажей кирпичи, крошечные узкие полоски неба между тусклыми окнами. Отсюда, как ни странно, недалеко до сверкающего голубого мира Сити. Сворачиваю за угол и оказываюсь лицом к лицу с самим собой, отразившись в стеклянной двери какой-то бухгалтерской фирмы.