ему жизнь, если на то пошло.

— Я рада, что у него такой брат, как вы.

— У Алоиза мало по-настоящему верных друзей. Он очень старомоден, немного замкнут. Я постарался быть ему не только братом, но и другом. И рад, что он нашел вас. Я очень беспокоился о нем после ужасного несчастного случая с его женой в Танзании.

Жена? Танзания? Виоле страшно захотелось расспросить, что же случилось. Но она сдержалась и не спросила: Алоиз когда-нибудь сам ей расскажет. В Виоле сильно было свойственное англичанам нежелание копаться в частной жизни другого человека.

— Нельзя сказать, что он меня «нашел». Мы с ним только-только подружились.

Диоген обратил на нее свои странные, разноцветные глаза и улыбнулся.

— Уверен, что мой брат в вас влюбился.

На этот раз Виола страшно покраснела. Ее охватили смешанные чувства — волнение, смущение и стыд за собственную глупость. «Вот еще! — подумала она. — Как он может влюбиться в меня после единственной встречи?»

— Мне кажется, что и вы в него влюблены.

Виола постаралась беззаботно рассмеяться, но внутри у нее все дрожало.

— Не рановато ли для такого вывода? — с трудом проговорила она.

— Хотя мы с Алоизом очень похожи, я, в отличие от него, всегда говорю напрямую. Извините, если я вас смутил.

— Ничего страшного.

Заснеженная автострада Лонг-Айленда убегала в темноту. Было около часа ночи, и машин на дороге было мало. Снег падал хлопьями, налипая на ветровое стекло.

— Алоиз всегда был замкнутым. Я никогда не знал, о чем он думает, даже в детстве.

— Да, похоже, своих чувств он не выдает.

— Так и есть. Мотивы своих поступков он не открывает. Я, например, всегда считал, что он посвятил себя публичной деятельности, чтобы все позабыли о паршивой овце в роду Пендергастов.

— В самом деле?

Любопытство Виолы снова было задето.

Диоген весело рассмеялся.

— Да. Взять хотя бы нашу двоюродную бабушку Корнелию. Живет недалеко отсюда, в доме для умалишенных преступников.

Любопытство перешло в изумление.

— Умалишенные преступники?

— Верно. В каждом семействе имеется своя паршивая овца.

Виола подумала о своем прадедушке.

— Да, согласна.

— В некоторых семьях их больше одной.

Виола кивнула, заметила, что Диоген смотрит на нее и опустила глаза.

— Думаю, такие персонажи прибавляют семейству интереса, остроты. Лучше, чтобы ваш прадед был убийцей, чем торговцем.

— Уникальная точка зрения.

Диоген, оказывается, не без странностей, но разговаривать с ним интересно.

— А у вас в роду были преступники? — спросил Диоген. — Если вы простите мое любопытство.

— Спрашивайте, не возражаю. Нет, преступников не было, но у меня был предок, знаменитый скрипач-виртуоз. Он жил в девятнадцатом веке. Этот человек сошел с ума и замерз в лачуге пастуха в Доломитовых Альпах.

— Ну, так и есть. Я был уверен, что у вас имеются достойные внимания предки. А скучных бухгалтеров или коммивояжеров в вашем роду не было?

— Во всяком случае, я об этом не слышала.

— А вот в нашем роду был коммивояжер — он сильно поспособствовал благосостоянию Пендергастов.

— В самом деле?

— Да. Он создал шарлатанское снадобье и назвал его эликсиром Иезекииля. Продавал его из своей повозки.

Виола рассмеялась.

— Какое странное название для лекарства!

— Название смешное. Правда, состояло снадобье из смертельной комбинации — кокаина, ацетанилида и нескольких довольно опасных растительных алкалоидов. Испробовавшие этого зелья пристрастились к нему, тысячи людей погибли, в том числе и собственная жена коммивояжера.

Виола уже не смеялась. Ей сделалось не по себе.

— Понимаю.

— Конечно, никто тогда не знал об опасности такого лекарства, как кокаин. Но нельзя винить в этом праотца Иезекииля.

— Нет, конечно, нет.

Они замолчали. Легкий снег продолжал падать, хлопья вылетали из темноты, фары на мгновение освещали их, и снежинки исчезали.

— Как думаете, есть такая вещь, как ген преступности? — спросил Диоген.

— Нет, — ответила Виола. — Я считаю, что это нонсенс.

— А я иногда задумываюсь. Уж очень много преступников было в нашем роду. Взять хотя бы дядю Антуана, одного из по-настоящему крупных убийц девятнадцатого века. Убил и замучил почти сотню молодых людей из исправительной колонии.

— Какой ужас, — пробормотала Виола.

Чувство неловкости усилилось.

Диоген весело рассмеялся.

— Англичане отправляли своих преступников в колонии — в Джорджию и Австралию. Они думали, что избавят англосаксонскую расу от криминала, но чем больше преступников они высылали, тем выше становился в стране уровень преступности.

— Преступления больше зависят от экономики, чем от генетики, — заметила Виола.

— Вы так думаете? Верно. Не хотел бы я родиться бедняком в Англии девятнадцатого столетия. Я, впрочем, считаю, что настоящими преступниками были представители высших слоев обществ. В руках менее одного процента населения находилось девяносто пять процентов земли. А с началом огораживания общинных земель английские лорды могли лишать фермеров их владений, и они бежали в города и либо умирали там с голода, либо становились преступниками.

— Верно, — пробормотала Виола.

Кажется, Диоген забыл, что и она происходит из высшего класса.

— Но здесь, в Америке, все обстояло по-другому. Как вы объясните тот факт, что в некоторых семьях в каждом поколении рождаются люди с преступными наклонностями? Так наследуются голубые глаза и светлые волосы. В каждом поколении рода Пендергастов на свет появлялся убийца. После Антуана, дайте-ка вспомнить… был Комсток Пендергаст, знаменитый гипнотизер, колдун и учитель Гарри Гудини. Он убил своего делового партнера и всю его семью, а затем покончил с собой. Дважды полоснул себя по горлу. Затем…

— Прошу прощения?

Виола поняла, что бессознательно хватается за дверную ручку.

— О да. Дважды. Первый раз он не слишком углубился, понимаете. Думаю, мысль о медленной смерти в результате потери крови его не прельстила. Что до меня, то я не стал бы возражать против медленной смерти от обескровливания. Человек при этом словно погружается в сон. К тому же я наслаждался бы видом крови, ведь у нее такой изысканный цвет. Вам нравится цвет крови, Виола?

— Что?

Виола впадала в панику.

— Кровь. Ее цвет напоминает рубин. Или наоборот. Я считаю, что лучше этого цвета ничего и быть не может. Некоторые назовут меня эксцентричным, но что есть, то есть.

Виола пыталась подавить в себе страх и неуверенность. Теперь они были далеко от города, на них обрушилась черная ночь, и темные окрестности были едва различимы с дороги.

— Куда мы едем? — спросила она.

— В местечко под названием Спрингс. Очаровательный коттедж на берегу моря. Мы будем там через два часа.

— А Алоиз там?

— Конечно. Ждет вас — не дождется.

Путешествие оказалось страшной ошибкой. Теперь Виола ясно это видела: в который раз приняла глупое, импульсивное решение. Ее увлекла романтика и чувство облегчения, вызванное известием,