родина. Там, где родился. А всё остальное — чужая земля. Правда, Прокопу они сами решили покинуть ещё до приезда ордынцев. Те уже, наверное, пожалели, что сцепились с крохотным анклавом то ли ссыльных, то ли дозорных, которых и сама Сибирская Держава терпела, но, скорее, как мачеха. Просто, как говорил, дед, идеей-фикс старшего Богданова было, что кто-то может напасть с востока. Но за последние лет двадцать ни одна живая душа не пришла со стороны Красноярска. А вот с запада нагрянули.

Смеркалось. Включили фары, которые издалека не было видно, — на них поставили какие-то колпачки, и они давали теперь более узкий пучок света.

Снег валил всё сильнее.

Из темноты то и дело выступали силуэты автореликтов. Автомогильников. Несколько раз чуть не врезались.

Вот, не останавливаясь, проехали мимо чего-то, похожего на кафе с заправкой. Больше никакого жилья вокруг. Только столбы и щиты, на которых когда-то висела реклама или указатели. И редкие дорожные знаки, которые ещё не упали. Стояли они вкривь и вкось, будто пьяные, у некоторых только макушка из-под снега выглядывала.

Снег уже падал сплошной стеной. Боковой ветер сбивал с трассы. Несколько раз они с трудом избежали столкновения с коварными обломками, прикрытыми снегом и потому почти неразличимыми, епе, например, выпавшее из лесовоза бревно или мотоцикл, лежащий на боку, или оторванная дверь легковушки. Скорость упала до минимума. Сначала ехали будто сквозь молоко. А теперь — через кисель. Бурю было слышно, несмотря на плотно закрытые окна командной машины. Она ревела громче, чем натужно звучавший двигатель.

— Всё. Пиндец, — объявил Пустырник. — Здесь.

Наконец-то они могут остановиться.

Как раз слева от дороги появились очертания небольшого скопления зданий.

— Вон они! Лысый семафорит. Выходим.

Вспышки от фонарей дозорных Младший увидел не сразу, хотя прижался лицом к холодному стеклу. У остальных зрение получше. Но вот и он заметил слабый проблеск.

Сашка напрягся. Его воображение сразу нарисовало жуткую картину… Сигналят враги, убившие двойку на снегоходе, предварительно под пытками выбив все сведения, в том числе и условную последовательность световых сигналов.

Конечно, и старшие не исключали такую вероятность.

Почему нельзя связаться с дозором по рации? Можно, но крайне нежелательно. Их ведь могут подслушать. Техника такая у СЧП была. Рация теперь — только на самый крайний случай.

Бойцы высыпали из машин, все при оружии. Остались только водители и, наверное, стрелок за турелью. Только высунувшись из тёплого нутра КШМ, Младший понял, насколько снаружи похолодало. Градусов на десять стало холоднее, чем вчера.

Двинулись пешком, разделившись на несколько групп, и у тех, кто шёл впереди, были такие-то средства наблюдения. Потому что фонарей не зажигали. Младший видел только несколько спин перед собой, да ещё непосредственных соседей справа и слева.

Стемнело окончательно, хотя прошло всего лишь десять минут. Он специально глянул на слабо светящийся циферблат.

Никогда раньше Младший не придавал такого значения цифрам на часах. Даже когда ждал встречи с той, которую любил. Тогда казалось, что вечность впереди. А сейчас каждая минута могла означать встречу со смертью. Смерти он не боялся, но не хотел погибнуть напрасно и позорно.

— Будет буран, — произнес рядом дед Паша, которого так и вёл младший Краснов, сильно выкрутив ему руку.

— А разве это ещё не он? — спросил Сашка к неудовольствию остальных.

— Нет, пацан, — ответил пленный. — Это пока снежок.

На Сибирской равнине — ближе к Новосибу — такое случалось. А в Кузнецкой котловине, ограниченной горами, хоть и адски холодно бывало, но бурь таких Сашка не видел. И на Алтае рядом с Заринском — тоже. В самих горах, как он слышал, могло быть и хуже. Но там никто не жил.

— Мы уже вас заждались, блин, — голый череп Лысого был прикрыт ушанкой, но Сашка сразу его узнал и выдохнул с облегчением.

Кто-то говорил, что в детстве у него была кличка Хитман. Он уже тогда был не сильно волосатый.

Отряд вливался на территорию небольшого… Младший голову сломал, думая, как это можно назвать. Выселок, хутор, поместье? Огромный трёхэтажный дом и несколько поменьше. Кто-то, видимо, солидный жил. Даже фонтан во дворе с какой-то скульптурой типа нимфы с веслом. Понятно, что в чаше снег, а не вода.

Подошли грузовики. Для них расчистили проход, отодвинув наполовину закрытые ворота, отбросив в сторону обломки железа и шифера, упавшие с крыши. Снег нетронут. Тут давно никого не было. В домах всё давно выпотрошено и дозорными проверено. Но сейчас они полным составом перепроверят всё от чердаков до подвалов. Главное, стены и перекрытия целые.

На стоянке — большой длинный грузовик, покрытый снежной шапкой. Кованый решётчатый забор почти весь упал… но Сашка знал, что защищает не забор, а люди, поэтому даже хорошо, что тот не помешает просматривать окрестности. Зато место открытое. Деревьев поблизости нет.

В большом доме на втором этаже расположился штаб.

Никакой роскоши там не осталось. Вся мебель, похоже, задолго до них сгорела в печи, которая выглядела так, будто её сложили впопыхах, переделав с помощью раствора и кирпичей когда-то красивый расписной камин. Печь была закопчённой до ужаса, с криво висевшей дверцей. Посреди большой комнаты на вспученном паркетном полу валялись щепки, куски шлака, задубевшие в камень тряпки. Те, кто здесь жили последними, о красоте и уюте уже не думали.

В ванных комнатах — расколотая сантехника, потрескавшаяся плитка. Повсюду со стен и потолков неопрятными языками свисали куски какого-то покрытия, явно роскошного и дорогого. В Прокопе знали про обои, но были они только у нескольких семейств, остальные жители считали это ненужным выпендрёжем.

В самой дальней комнате нашли кучи обглоданных старых костей, больших и маленьких. Тут же брошены ржавые-прержавые пила и топор.

Кости собрали, не разделяя на «наборы», в мешки из-под угля. Разбирать мрачные тайны этого места бойцам «Йети» не с руки. Кто бы это ни был, они уже давно мертвы, и те, кто их съел, тоже. А у мстителей хватало других проблем.

Сашка предположил, что это останки бывших хозяев, погибших от ядерного удара.

— Херню не городи, — фыркнул Пустырник. — Здесь в такой Тьмутаракани никто не стал бы бомбить. Доктор, что скажешь?

Фельдшер Коновалов, успевший посмотреть на кости, сказал, что они древние, как мамонт. На этом и закончили. Кости сбросили в свободную яму в саду, где было целое импровизированное кладбище с криво сколоченными деревянными крестами.

В подвале нашли ещё больше костей. Но всё это были дела минувшие.