Дед Паша сказал, что охрана каравана большая. Человек семьдесят, но в основном — некондиция — пожилые или совсем зелёные, много почти инвалидов. Он сам там сначала служил, потом, когда узнали, что он охотник и следопыт, его перевели в другой отряд, в Кузбасс.

— Я вот чё думаю… Не стоит за ними идти, шеф, — вдруг заговорил Семён Плахов. — Вообще... этот поход — ошибка. Может, вернуться? В Кузнецово, а?

Это было равнозначно тому, чтобы вернуться в Заринск. Сашка оторопел от такой наглости и испугался: вдруг большинство поддержит Семёна? Наверное,тот давно уже вынашивал эту идею.

— Тогда про пленных придётся забыть? — спросил Пустырник.

— Про них и так пора забыть! — не выдержал Семён. — И ты это знаешь, Евгений.

В разговор вмешались Артур и Артём Красновы. Братья шумно высказались, что надо продолжать. Данилов их поддержал бы, но его мнения никто не спрашивал, и он сидел молча.

— Да вы чё? Это самоубийство, — упрямо пробормотал Плахов, помотав головой. — Их раза в два больше, чем нас.

— Вся наша жизнь — сплошное самоубийство, — ответил дядя Женя. — Вот мой приказ — идём вперёд.

Пустырник в демократию играть не хотел, и мнение бойцов спрашивать не собирался.

— Да мы не боимся, командир. Просто эта месть… кому она сдалась? Я пошёл, потому как думал, что мы дальше Кузнецово не поедем.

— Зассал? — произнесли хором Артур с Артёмом, синхронно повернувшись к Плахову, и Младший испугался, что сейчас будет драка.

— Тихо! — Пустырник поднял ладонь, и спорщики замолчали. — При чем тут мстя? Мы пошли не за этим. Это вот пацан, — он указал на Сашку, — может думать, что мы мстим и наша мстя страшна. А мы вышли на разведку. Нас так много только потому, что разведка эта дальняя, для неё необходимы ресурсы, она может сочетаться с нанесением ударов и захватом трофеев. Её три хоббита на ослике не проведут. Но главная цель — не ответный удар, а рекогносцировка. Сейчас они нас не ждут. Но до Волги мы вряд ли поедем. Наша цель — разведать наш западный рубеж.

«Вся наша жизнь — отложенное самоубийство», вспомнил Саша. Так дед всегда говорил. Правда, смысл в это вкладывал немножко другой.

Отец часто повторял, что на миру и смерть красна. Мол, надо не бояться, а смело идти вперёд, потому что все вокруг на тебя смотрят, нельзя опозориться, и один чёрт, всё равно никто не будет жить вечно. А вот дед… дед говорил — жизнь настолько мучительна, что смерть — это долгожданный отдых. Так он приговаривал, когда у него болела спина, или зуб, или предстояла тяжёлая работа в огороде, или когда кто-то съедал его жареную курицу. Говорил, что его всё достало, что жизнь не сложилась, всё с самого начала пошло не так, как надо, и вишенкой на торте произошёл Апокалипсис 23 августа 2019 года. Правда, нытьё не мешало ему делать дела и заниматься тяжёлым трудом, хоть он и вздыхал время от времени. Может, просто присказка такая была, а может, эмоциональная разрядка. Бабушку это, понятное дело, бесило. Хотя временами она сама жаловалась не меньше. Причём, если дед говорил со смешками и иронией, то бабушка была предельно серьёзна, заявляя о том, что жизнь тяжела и бессмысленна. А в состоянии депрессии просто лежала пластом и смотрела в окно. Потом это проходило, и она снова становилась обычной. Но выглядела её депрессия пугающе.

— Короче, мы не должны дать этому каравану уйти. Нам вполне под силу его «наклонить». А жители Томского края нам после этого будут по гроб обязаны за то, что мы вернём ихнее. Понятное дело, не за просто так.

— Это ты сам решил, Евгений Александрович? — не унимался Семён. — Сильно сложная дипломатия.

— С Захаром согласовано. Атаковать любые караваны СЧП. Он связывался с Томском, они говорят: делайте с предателями что хотите. Видимо, тоже имеют зуб на этих благодетелей. А ещё Богданов сказал: «Мы будем строить противовес Орде». Свою империю. С блэкджеком и шлюхами.

— Что за выражение?

— Сам не знаю, кто первый это придумал. Но раньше так говорили. Это означало — «что-то своё, но круче оригинала».

И вот они преследуют новый караван, и скоро случится ещё один бой с теми, до кого он так хотел добраться. Парень надеялся, что уж теперь у него получится не отсиживаться за чужими спинами. И пусть даже это не те самые гады… всё равно.

Шоссе уходило на запад, прямое, как стрела.

Только в одном месте, о котором их заранее предупредил дозор, пришлось съехать с дороги, чтобы обойти заграждение из нескольких автобусов, в незапамятные времена поставленных поперёк всех полос.

Но сейчас опасности попасть в засаду почти нет, даже если бы лето стояло на дворе. Раньше вдоль дороги были зелёные насаждения, но почему-то тут они не разрослись, как в других местах, настоящим лесом, а, наоборот, засохли и погибли. Деревья почти все упали, только отдельные стволы стояли, скрюченные и облезшие. Жутковатое зрелище.

Вот проехали мимо автопоезда из навсегда замерших самосвалов. Зачем и куда они ехали?

Чуть дальше почти двадцать километров шоссе когда-то начали ремонтировать, частично сняв дорожное покрытие. Тут стояла разнообразная дорожная техника, названий которой Сашка не знал. В этой жизни ремонт данного участка трассы Р 254 никогда не закончится…

Погода портилась, на горизонте сошлись тучи, так что потемнело ещё до наступления вечера.

— Похоже, начинается, — пробормотал дед Паша.

Никто не стал переспрашивать, что именно. Варианты могли быть — или небольшой снегопад, или сильная буря. Или очень большой буран. Но один бог мог знать, что именно.

Ненадолго остановились. Младший увидел, как надевают цепи на колёса. Ему казалось, что это займёт полдня, но бойцы с водителями сделали всё буквально на ходу, быстро и споро.

Снова тронулись. Время тянулось медленно. Кругом была только бесконечная голая степь, такая же, как в Новосибирской области. В Кузбассе такие ландшафты трудно найти. Там всё изрезано оврагами и покрыто пусть не горами, но холмами, похожими на древние терриконы. Будто в тех местах уголь добывали ещё атланты сотни миллионов лет назад, да так и бросили свои отвалы, не стали разравнивать. А может, поверхность земли изрыта уже руками людей.

От мыслей об оставленном родном крае стало больно.

Именно там