– Как ты догадалась, что это она?

– Я не успела догадаться: слишком мало у меня было времени. Просто, когда она начала поднимать на меня пистолет, в моей голове все сразу сложилось. Она ведь думала, что вас убили, они оба не могли предположить и не успели узнать о том, что случилось на даче, и о том, что мы все-таки спасли вас.

– Но к чему ей было убивать тебя? Ведь она могла объяснить всем, что притворялась перед Сашей, будто любит его, будет с ним… чтобы вот так спастись, обманув его доверие.

– Она была очень умна, эта женщина. Она все очень точно и далеко рассчитала. И она поняла, что я тоже не дура. И пыталась убить из предосторожности: разве я поверила бы, что ей удалось задурить голову Саше, который, по вашим словам, был одним из самых умных людей в вашей жизни.

– Но она же задурила! – Он слегка порозовел, борясь с собой, все еще пытаясь хоть как-нибудь оправдать предавшую его жену.

– Да. Это как раз доказывает, что у них была давняя и тесная связь. И что Наташа сама придумала весь этот сценарий. Придумала, как завербовать собственных телохранителей… Кстати, я успела немного покопаться в голове Игореши, которого убили во время нападения на вас, там, у СМУ. Так вот, он страстно желал ее. Как женщину. Возможно, на это были причины.

– Перед ней вообще было трудно устоять.

– Но вы ведь устояли. Я знаю, потом она стала убеждать вас, что я и Боец – участники заговора, что мы просто не поделили с Сашей оговоренные проценты с десяти миллиардов, он выстрелил, свалив Бойца, а она…

– Да, – бесстрастно прервал меня Владимир Георгиевич, – но времени на раздумья у нее было мало. Наташе не пришло в голову, что для испуганной хрупкой женщины, которой она всегда являлась передо мной, она говорит слишком рассудительно и воодушевленно. А кроме того, она несла явную чушь… если бы Боец хотел убить меня, он мог сделать это практически в любой момент. Да и остальное… – Он замолчал, задумавшись.

– И все-таки вы почти поверили, что Боец предал вас? – спросила я с горечью.

– Почти, – ответил он, пряча глаза. – Только потом, у него в палате, когда он молчал, не пытаясь защищаться от моих слов, не пытаясь переложить вину на Наташу… – Владимир Георгиевич судорожно вздохнул, – я окончательно убедился в его невиновности.

– Володя, не плачьте. Вам преданы столько хороших людей, за вас готовы умереть, а вы до сих пор любите какую-то мерзавку!

– Я никак не могу понять, чего же она хотела добиться этим? У нее было все, о чем она только могла подумать.

– Точно ответить не могу. Думаю, она хотела сама распоряжаться всем, что вы оба имели. А также тем, что имел Саша: он же состоял с ней в законном браке… по американским документам. Вы это выяснили?

– Да, расследование открыло многие факты, на которые раньше никто не обращал внимания: и женщину из планового отдела, которая меняла расписание встреч и дежурств ее личных телохранителей. И все остальное – американское гражданство тоже.

– Вы отыскали картины и драгоценности, которые Саша переправил за бугор?

– Да, сейчас мои люди занимаются их возвратом. Там же солидное наследство – Саша часто выставлялся, был популярным художником, вообще яркой творческой личностью…

– Наверное, даже стихи писал.

– Писал. – Он еле заметно вздрогнул. – Знаешь, Таня, в детстве мы влюбились в одну и ту же девочку. И вдвоем ухаживали за ней. Она так и не сказала, кого из нас любит, хотя намекала, что одного уже выбрала… Когда она неожиданно заболела и умерла, Саша утверждал, что она выбрала меня… – Он замолчал, погрузившись в мрачные раздумья.

– Хорошо. Владимир Георгиевич, что с моей работой?

– Да, совсем забыл. – Он потянулся, стряхивая с себя усталость и скорбь, вынул из кармана пластиковую карточку и какую-то бумагу. – Вот, возьми – здесь зарплата за два дня и больничные.

– Сколько?

– Чуть больше тысячи баксов.

«Фигня. Неужели все?»

– А это – чек на предъявителя, там на вкладыше дан список наших и заграничных банков, которые этот чек могут принять, – он протянул мне сложенный листок.

– Сколько?!! – ахнула я, посмотрев на сумму.

– Это премиальные. Что касается твоей работы: ты уходишь в бессрочный отпуск. Неоплачиваемый. По собственному желанию. Не далее чем завтра напишешь заявление на мое имя.

– Поняла.

– Об истинном положении дел в этом заговоре знают семь человек, включая тебя. Ни к чему увеличивать их число.

– Конечно, Владимир Георгиевич.

– В общем, отдыхай, выздоравливай окончательно. Будут проблемы – звони по тройному коду или выходи в директорий Алека. Поможем.

– А вы?

– А что я? – улыбнулся он. – Вернусь к жизни. Постепенно. Найду себе невесту. Или не найду. Работы очень много, особенно теперь: недавно прошла встреча с Брауном и представителями дочерних фирм. Мы подписали долгосрочный контракт, теперь объем клиентуры заметно расширился. Нужно еще выбить некоторые таможенные льготы сверху.

– Понятно. А как?.. Нет, извините… Удачи вам.

– Наташа жива. Разумеется, я не стану мстить. Пусть живет… Где-нибудь в отдалении.

Он встал, потянулся, аккуратно укладывая вопросительно изогнувшегося Ваську на кресло.

– Мне пора.

Я проводила его до двери.

– Таня, ты не против, если я иногда буду заходить в гости?

– Заходите, – рассмеялась я, – отдыхайте.

– Да, здесь так спокойно… К тебе, кстати, сейчас Боец закатит. Он все порывался от врачей сбежать раньше времени.

– Всего месяц прошел! – улыбнулась я.

– У него, наверное, швы еще не зажили… так что вы тут поосторожнее.

– Хорошо, Владимир Георгиевич, – кивнула я.

Мир светлел, мы оба улыбались. Васька требовательно мяукнул, царапая дверь.

Я выпустила их обоих.

Пошла на отремонтированную на средства Предприятия кухню. Уселась с чашечкой чая и вспомнила все, что произошло.

Эх, Саша, Саша! Кем ты был, кем ты стал?..

Я вздохнула. В последний раз представила эту «сладкую парочку», два сапога – пара. И мысленно попрощалась с ними.

«Спасибо. Многому научили».

Солнце меж тем жарило немилосердно, поэтому пришлось прикрыть занавеску.

Когда чай допился, в дверь позвонил Боец, которого я так долго – ровно месяц – ждала.

Он стоял на пороге в новой спортивной куртке. А под ней оказалась белая рубашка. С галстуком.

– Ты чего? – спросил он, когда я на него уставилась.

– Дело закончилось, – сказала я, – небось забудешь теперь? Бросишь.

– Брошу, – согласился он, – прямо вот на эту кровать, – и, вероломно подхватив меня на руки, потащил в спальню.