бы не опознала… А вот здесь… – Она показала глазами на только вчера полученное Ветровым фото на выходе модифицированной системы. – Этого человека я видела раз или два в кабинете Киры Борисовны… Чего ты так недоверчиво смотришь на меня… Точно говорю, видела… Перед самым появлением у нас в отделении Андрея… Дай Бог памяти вспомнить, в конце концов, его странное имя и фамилию…

– Какое имя, какая фамилия – о чем ты говоришь, – он мгновенно погасил внутреннее раздражение, только прошелестел одними ледяными губами, – бред какой-то, фото еще сырое, зато с именем и фамилией.

– Сейчас, сейчас, – Вера наморщила лоб, – если тебе это так важно, я вспомню через несколько минут, может, десятка секунд…

– Когда вспомнишь, скажи мне, но не торопись, не мучайся, – сказал равнодушным голосом Ветров, чтобы не убить раньше времени редкую надежду. «Вдруг ей это всё показалось, привиделось. Пусть сама во всём разберется без давления и спешки с напряжением» – подумал он и сказал. – Это не к спеху…

– Знаешь, что самое смешное?

– Нет. Что же здесь самого смешного?

– А то, что этот человек, изображенный на фото, не знает, что я его видела вместе с покойной Кирой Борисовной. Я была в процедурной, за закрытыми дверьми, о моем присутствии ни врач, ни пациент не догадывались. Потом выяснилось, что и не пациент он вовсе. Но это, кстати… Тебе важно, чтобы я вспомнила его имя.

– Вспомнишь – хорошо, не вспомнишь – плакать не буду. – Сказал Ветров. Но, чтобы не мучиться весь день, вспомни пораньше, утром.

– Уже вспомнила… Его зовут Роберт… Кира Борисовна называла его Робиком… А фамилия у него птичья…

– Это уже зацепка. Теперь я уверен, что ты наверняка ее вспомнишь, по ассоциации. Помнишь у Чеховского героя тоже была лошадиная фамилия – Овсов вроде. Что птицы кушают?

– Вспомнила, его фамилия Грач. Точно Роберт Грач. Так у заведующего отделением в перекидном ежедневном календаре значилось – Роберт Грач и просто Робик.

– Точно?

– Точно… – Вера пыталась что-то еще вспомнить. – А потом, когда полицейский следователь меня допрашивал, меня поразило, что несколько страничек из этого календаря вырвано… Тогда это не вызвало никаких подозрений только по одной причине, Кира Борисовна имела привычку вырывать листки…

– Значит, Робик… Роберт Грач…

– Я тебя таким давно не видела, ты весь светишься.

Светившемуся от радости поделанной работы Ветрову имя и фамилия ничего не говорили, но он тотчас подумал о Его Величестве Случае как апофеозе его ненапрасной каторжной работы пусть с негарантированным результатом, зато с настроем на работу. Когда услышал фамилию, имя этого неизвестного человека, в мозгу что-то щелкнуло: «Они совпадают с двумя инициалами на фото рукой Викторова – «R. N. G. – а третью буковку отчества определим и без Его Величества Случая. Николаевич, Никифорович, Никитич? Разберемся с тобой, господин ОС».

36. На ковре

На работе Ветрова ожидала неожиданность. Вышел после болезни или «с больничного листа Сорин, и сразу же вызвал его к себе. «Для разговора с глазу на глаз, – определил Ветров, – входя в просторный кабинет, – обычно он прибегал к услугам Серина, чтобы ловчей расставлять приманки и точки над «и». А здесь решился один справиться. Вот и вызвал на ковер строптивого».

Сухо поздоровавшись, Сорин строго спросил:

– На каком основании вы занимаетесь модификацией системы. Это не в плане работ вашей лаборатории.

– Это неплановая, моя инициативная работа, – твердо отрезал Ветров, – у меня за границей возникли соображения… Ряд интересных соображений… Вот, я и решил этим заняться, раз дело с защитой застопорилось… Застопорили дело…

– Откуда вы взяли, что кто-то застопорил? – Спросил с легкой иронией в голосе Сорин, уловив некоторое раздражение и даже неуверенность в ответе на свой прямой вопрос.

– А как иначе, если все планируемые сроки сдвинуты. Как прикажите понимать, если даже рассылка рефератов сорвана… А тут еще новый прогон с неофициальным приглашением оппонентов…

– Не всех трех оппонентов, а только одного, возможно, двух, – отчеканил Сорин. – Это же в ваших интересах, не провалить защиту. Просто у них возникли вопросы, вот они и хотят их задать просто, прямо и куртуазно, разумеется…

– Пусть и зададут на защите, – порывисто перебил Сорина Ветров. – Как вообще такое возможно, чтобы официальные оппоненты ознакомились с моей диссертацией еще до рассылки авторефератов…

– Вы же в это время были за границей, – вздохнул Сорин, – и мы посчитали, что пусть оппоненты тоже время не теряют, читают ваш труд, пока вы выполняете ответственное институтское задание…

– Когда вы сказали «мы посчитали», позвольте узнать, кто это собственно «мы», – спросил Ветров после короткого молчания, подбирая нужные слова. – Кто принимал решение по моей защите и по книге?

– Извольте, – Сорин перешел на суровый начальственный тон, – директор, заместитель директора по науке и ваш непосредственный руководитель, заведующий отделом, Станислав Серафимович Серин. Вы удовлетворены исчерпывающим ответом или нет, Алексей Алексеевич?

– Вполне… Оперативная работа… Контракт заключен, все узкие места в приложениях системы расшиты… Пора и власть с давлением употребить…

– Есть ряд принципиальных вопросов, от которых вы принципиально уходите, Алексей Алексеевич… От ответа на эти вопросы зависит много в вашей научной карьере, в том числе, и защита диссертации, выход в свет книги и так далее… Вы догадываетесь, о чем идет речь?

– Пока нет.

– Какой же вы, однако, недогадливый… Неужто вы хотите, чтобы я расшифровывал то, что вам давно и хорошо известно? – с недоброй улыбкой и злыми-презлыми глазами обратился Сорин к Ветрову и тут же отвел глаза, встал из-за стола и заходил мягкими неторопливыми шагами по кабинету.

Ветров промолчал, благоразумно посчитав, что не пришло еще время, когда ему придется огрызаться или даже оправдываться. Он сидел, склонив голову, закинув одну ногу на другую и обхватив колени руками. Сорин несколько раз прошел мимо него, ничего не говоря. Наконец, зайдя за кресло своего письменного стола, он повернулся, положил руки на спинку кресла и негромко продолжил:

– Вы осознаете, в какое положение вы ставите себя и нас троих?

– Не осознаю, – честно признался Ветров, – о каком двусмысленном положении идет речь?

Сорин жестким пристальным взглядом посмотрел ему прямо в глаза, и Ветров не отвел глаз.

– Считаете, что правда за вами, не так ли? – спросил с той же нестертой с лица недоброй улыбкой Сорин. – Отказываетесь от доли в проекте организуемого совместного предприятия, это ваше дело… – И уже с нескрываемым раздражением в голосе. – И при этом в качестве ключевого разработчика продаваемой системы не отказываете себе в удовольствии отмолчаться при наглых и беспочвенных обвинениях контуженного, слабого на головку Шохина, вашего приятеля. Абсолютно беспочвенных обвинений и подозрений