После этих слов астматик снова замолк, как бы весь ушел в свое пальто, они неторопливо шагали по талому снегу. Вдруг толстый астматик, подойдя к следующему фонарю, вытащил из кармана пачку открыток, огорченно взглянул на Франца и протянул ему две штуки со словами: «Вот, прочитайте, сосед». Открытка гласила: «Берлин, число почтового штемпеля. М. Г. Вследствие неблагоприятно сложившихся обстоятельств я вынужден, к сожалению, отказаться от состоявшейся вчера сделки. С совершенным почтением, Бернгард Кауер»[464]. – «Значит, ваша фамилия Кауер?» – «Да, открытки я копирую на копировальном прессе, который мне когда-то привелось купить. Это единственная вещь, которую я приобрел. Вот я на нем и снимаю копии. Получается до пятидесяти штук в час». – «Что вы говорите?! Ну а для чего вам это?» У человека, должно быть, в голове одного винтика не хватает, то-то он так глазами хлопает. «Вы прочитайте: вследствие неблагоприятно сложившихся обстоятельств вынужден отказаться. Дело в том, что покупать я покупаю, а заплатить не могу. Ну а без денег мне вещь не дают. Да на людей за это и сердиться-то нельзя. И вот я все бегаю да бегаю да покупаю да договариваюсь, я рад и люди рады, что дело идет как по маслу, а я про себя думаю, какая мне удача и какие на свете бывают чудные вещи, например богатейшие коллекции монет, я вам скажу, и вдруг у людей нет денег, и прихожу я, значит, по объявлению, осмотрю все как следует, а люди мне сейчас все и выкладывают, что да как да почему и что им до зарезу нужны деньги и какая вообще нужда кругом, у вас в доме я тоже кое-что купил, машину для стирки белья и маленький комнатный ледник, деньги этим людям нужны во как, и они были очень рады, что разделались с лишними вещами. А потом я спускаюсь по лестнице, и ужасно мне хотелось бы все купить, но внизу меня уж ждет забота: нет и нет денег!» – «Ну а у вас же, верно, есть кто-нибудь, кому вы можете перепродать вещи?» – «Э, да чего уж там. Вот я и купил себе копировальный аппарат, на котором делаю копии. По пяти пфеннигов обходится мне каждая открытка – накладные, понимаете, еще расходы. А затем – конец, точка».

Франц вытаращил глаза: «Ой, батюшки, уморили. Неужели вы это всерьез, сосед?» – «Ну да, накладные расходы я иногда сокращаю, экономлю пять пфеннигов тем, что опускаю такую открытку в ящик для писем на дверях у этих людей сразу, как выйду от них». – «Значит, вы бегаете, не жалея ног, задыхаетесь – чего же ради?»

Они вышли на Александрплац.

Там в одном месте столпился народ, они подошли ближе. Коротенький человечек со злостью взглянул на Франца: «А вот вы попробуйте-ка прожить на восемьдесят пять марок в месяц и больше ни гроша». – «Послушайте, но ведь вам же нужно позаботиться о сбыте. Если хотите, я могу спросить кой-кого из моих знакомых». – «Что за глупости, я вас вовсе не просил, я делаю свои дела один, терпеть не могу вести дела в компании с другими». Они находились теперь в середине толпы, происходила обычная сцена, двое из-за чего-то поругались, Франц стал искать коротенького человечка, но тот уже скрылся, исчез. Неужели он и дальше будет так бегать? – удивлялся про себя Франц. – Лопнуть можно от смеха. Ну а где же произошло то несчастье, из-за которого так в ушах звенело? Он зашел в маленький кабачок, потребовал рюмку кюммеля, просмотрел Форвертс[465], Локальанцайгер[466]. В них тоже не было ничего особенного, кроме того, о чем писали уже в других газетах, большие скачки в Англии, а также в Париже[467], что ж, вероятно, были крупные выдачи на тотализаторе. Так что, пожалуй, это бывает и к счастью, когда в ушах звенит.

И вот Франц уже собирается идти домой, вернуться к Цилли. Но надо бы еще перейти на ту сторону и взглянуть, что делается там в толпе. А вот последние новости! Пожалуйте, молодой человек, самые последние новости! Монтаг морген, Ди Вельт, Ди Вельт ам монтаг!

Что вы на это скажете – дерутся двое уже с полчаса, а по какой причине, неизвестно. Здесь мы останемся до завтрашнего утра. Послушайте, вы что же это – абонемент взяли на стоячее место, что ли, что вы так распространяетесь? Нет, который есть блоха, тот не может распространяться. Ишь ты, ишь ты, гляди-ка, всыпет он ему сейчас.

А когда Франц протиснулся вперед, то кто же это там дерется и с кем? Парни-то ведь знакомые, из пумсовских. Что вы на это скажете? Вот длинный подмял противника под себя, но тот поднатужился и шварк длинного в грязь. Эх, парень, парень, от такого сморчка полетел. Видно, несдобровать тебе. Это что тут за сборище? Ай-яй, полицаи! Зеленые! Полицаи, полицаи, смывайся. Сквозь толпу пробираются двое полицейских в дождевых капюшонах. Маленький-то сразу шмыг в толпу, задает винталя. А другой, длинный, не может сразу подняться – ушибся, как видно, здорово. Тут Франц проталкивается совсем вперед. Не оставлять же человека на произвол судьбы, ну и публика, никто не поможет. И вот Франц подхватывает длинного под руки и – ходу! Зеленые ищут, спрашивают: «Что у вас тут такое?» – «Да вот, подрались двое». – «Расходись, нечего останавливаться». Зеленые каркают, каркают, а сами всегда на сутки опаздывают. Расходиться? С нашим удовольствием, господин вахмистр, не извольте беспокоиться.

Франц сидит с длинным в слабо освещенном проезде во дворе какого-то дома на Пренцлауерштрассе; только двумя номерами дальше находится тот дом, из которого 4 часа спустя выйдет толстяк без шляпы и заговорит с Цилли. А она пройдет мимо, но следующего непременно возьмет, этакий негодяй этот Франц, этакий подлец.

Франц сидит под воротами и нянчится с этим гнилушкой Эмилем: «Да возьми ты себя в руки, такой-сякой, чтоб мы могли зайти в какую-нибудь пивную, что ли. Нечего притворяться, будто тебе уж совсем капут. Да почистись немножко, а то к тебе вся мостовая прилипла». Они пересекают улицу. «Теперь я сдам тебя в первую попавшуюся пивную, Эмиль, а сам я спешу домой, меня там невеста ждет», – говорит Франц, пожимая ему руку. Тот вдруг еще раз оборачивается: «Ты бы мог сделать мне еще одно одолжение, Франц. Я должен был ехать сегодня с Пумсом за товаром. Так забеги, пожалуйста, к нему, это в двух шагах отсюда, вход с улицы. Сходи, а?» – «Для чего? У меня, понимаешь, времени нет». – «Только передать,