– Я в чем-то понимаю свою революционную подругу. Коммунисты отняли у нее счастье, унижали ее и довели до отчаяния.

– Знаешь, Верчик, когда я поддерживал революцию, я больше всего боялся твоего непонимания наших идей, а сейчас, когда ты начинаешь понимать Зузу, я не просто боюсь за тебя, я дрожу и молю Бога, чтобы он вразумил тебя. Я насмотрелся, намучился и наслушался про «блага» революции в таком количестве, что мне хватит страха перед ней на всю оставшуюся жизнь. Такая революция ничего хорошего не сулит.

– По-моему, Иосиф Виссарионович говорил: «Лес рубят – щепки летят!»

– Владимир не щепка, а мощный дуб, патриот Венгрии, борец за светлую жизнь ее народа.

– Я понимаю Зузу, потому что люблю ее, жалею ее и восхищаюсь ею. Но это не значит, что мне понятен жуткий террор, развязанный революционерами против коммунистов и милиционеров! – ответила Верка. – А я боялась и боюсь за тебя, за наших детей, за наше будущее.

– Ладно, любимая женщина, давай наберемся храбрости и послушаем радио. Может, скажут что-нибудь путное.

– Я слушала Москву. Похоже, Советский Союз готовится послать добровольцев в Египет.

– А теперь узнаем, что говорит Будапешт.

– Включай!

Антал слушал минут десять, потом неожиданно выключил приемник.

– Что-нибудь случилось? – спросила настороженно Верка.

– Нет, вернее, да. Только что повторяли вечернее выступление кардинала Миндсенти. Он, как и Зуза, говорил о безоговорочной победе венгерской революции, о ее поддержке мировым сообществом, о грядущих выборах. По-моему, его задача спасать тела и души, а не выбирать правительство. Почему же в речи посланника папы отсутствуют главные слова: прекратить террор, насилие, жестокую месть? Молчать – значит соглашаться, поощрять самосуды, изощренные казни…

– Это скоро закончится. То же мировое сообщество, что поддерживает сейчас венгерскую революцию, вскоре осудит террор. Ведь осудили в СССР культ личности Сталина!

– Может, когда-то я это пойму, но сейчас не понимаю.

В это время во дворе виллы мелькнул свет фар, и вскоре послышался звонок.

– Похоже, за нами приехали! – прокомментировал неожиданный и неизвестный визит Антал, широко улыбнулся и пошел открывать дверь.

На пороге стояла Зуза.

– Доброе утро, коллега! Я не помешала вашему сну?

– Нет, мы только что говорили о тебе. Проходи!

– У меня плохие вести: Янош Кадар обратился к Советскому Союзу за военной помощью, и его войска огромной численности двинулись на Будапешт.

– Этого следовало ожидать.

– Мы будем стоять насмерть!

– Теперь уже не устоять. А вот и Вера!

– Доброе утро, дорогая Зуза! – Верка крепко обняла подругу.

– Привет, Верочка! Как я рада тебя видеть! Извини, милая, я на минутку. Пришла проститься, мы может, больше не свидимся, потому что мой отряд первым примет бой с советскими душителями революции. Мне надо с тобой поговорить.

Они прошли в соседнюю комнату, Зуза взяла Верку за плечи и, глядя в глаза, сказала:

– Вот никогда не думала, что последнюю свою просьбу буду излагать русской красавице. Но это так, и просьба моя такова. На юге Венгрии, в местечке Байя, живет моя мама Бланка Жигвач. У нее находятся мои дети: две девочки-близняшки и мальчик. В этом письме, – Зуза протянула небольшой конверт, – лежат их фотографии, записка маме и указан ее адрес. Антал поможет тебе разобраться и найти дом. Если я погибну, а ты останешься в живых, то навестите их, расскажи матушке обо мне и передай ей еще один пакет. В нем немного драгоценностей, доставшихся мне от мужа и пополненных в разное время моей бытности. Я иду с верой в победу революции и никогда не предам ее идеалы. Так и скажи маме. Как хорошо, что у меня есть ты!

– Я люблю тебя, Зуза, и сделаю все, как ты сказала!

– Прощай, Верочка.

– Я верю в нашу скорую встречу!

Зуза быстро выскочила из дома, даже не попрощавшись с Анталом, ее машина взревела мотором и умчалась прочь.

– Антал, дорогой, включи радио!

– Хорошо.

Он включил приемник – послышалась мягкая речь диктора.

– Сейчас будут передавать обращение Имре Надя к нашему народу, – перевел Антал.

Премьер министр говорил спокойно, но даже Верка улавливала в его голосе неуверенность и тревогу.

– Вера, он говорит о том, что венгерские войска приняли бой и дают отпор Советской Армии, стремящейся вероломно свергнуть демократическое правительство Венгрии, которое было избранно законным путем, по воле народа. Надь обращается за помощью в Организацию Объединенных Наций, он просит сделать это незамедлительно…

– Думаешь, завтра начнется Третья мировая война?

– Возможно. По крайней мере, Советский Союз ее не боится.

– Что будем делать?

– Ждать. У нас война не заканчивается вот уже две недели, а погибнуть в малой войне или в мировой – нет никакой разницы.

* * *

Вскоре до Будапешта докатился гул дальнего боя. Он постепенно нарастал, и к обеду стало ясно, что бои идут на северных, южных и восточных подступах к столице. Затем ожесточенные сражения перекинулись к центру, приблизились к Западному вокзалу, снова откатились, потом все перемешалось и слилось в единый раскатистый гром. Вдруг к артиллерийской канонаде присоединился неслыханный доселе рокот, он быстро нарастал, перемещался и исходил откуда-то сверху.

Антал припал к окну, Верка последовала его примеру. Через минуту они увидели, как над городом быстро пролетели реактивные самолеты. За ними в небе показались новые серебристые машины, теперь их можно было не только подробнее рассмотреть, но и сосчитать. Летело девять самолетов, три звена по три машины в каждом. Лишь скрылась одна девятка, как тут же показалась новая. Краснозвездные железные птицы появлялись в строго установленном порядке и проносились над городом с оглушительным рокотом, словно стая горластых коршунов, высматривающих свою добычу. Каждый раз, когда появлялись новые девятки, Веркино сердце замирало от страха: ей казалось, что сейчас они начнут кромсать восставший город, выворачивать наизнанку его сердце и внутренности, заливать огнем, дымом, стенаниями и кровью улицы, площади, мосты, бульвары. Но они методически появлялись в небе, не сбрасывая ни бомб, ни листовок, словно чувствуя, что для жителей города ожидание начала гибельных разрушений страшнее самой смерти. От перманентных взрывов, исходящих из реактивных двигателей и усиленных эхом каменных лабиринтов, дрожала земля, вибрировали и звенели остатками стекол окна, трещали в ушах барабанные перепонки, хотела спрятаться в несусветные тайники перепуганная до мистического ужаса душа. Напряженность нарастала от часа к часу и подавляла волю горожан к сопротивлению. Но, несмотря на оглушающие полеты в небе, бои на земле разгорались с новой силой – их раскатистые громы охватили большую часть двухмиллионного города, и даже непосвященному в военное дело человеку было ясно: вот-вот авиация перейдет от устрашения к смертоносному разрушению.