— Все равно.

Он прав. Часть дыма идет куда угодно, в том числе вверх, а это опасно. Демаскирует. С сожалением гашу окурок о серую поверхность, запоздало сообразив, что в этом мире она может оказаться горючей. Но нет, обошлось, поверхность как поверхность.

— Что теперь? — спрашиваю я.

— Отдохнем и поползем вдоль стыка.

Мне нравится, что хотя бы изредка наши идеи совпадают.

— Направо или налево?

— А ты как хочешь?

— Мне все равно.

— Тогда направо.

— Почему туда?

— А ты взгляни хорошенько. По-моему, там какая-то точка. — Вычет указывает рукой.

Ну не зараза, а? Мог бы сразу сказать. Все-то он видит, глазастый очкарик. Щурюсь. Вроде и впрямь далеко справа маячит нечто мелкое, на самом пределе чувствительности зрения, вроде мельчайшей мошки… Блин, да у меня же бинокль есть! Копаюсь в рюкзаке. Нашел. Та-ак… Теперь хорошо видно: это не глюк, это и впрямь какая-то метка.

— Ну чего разлеглись? Ползем!

— Сам же говорил: надо отдохнуть, — перечит мне Вычет. — Может, я один пока сползаю?

— Вместе. Хвост, не филонь!

— Я не филоню…

Ага, как же. Набил бы я ему рыло, сачку, если бы не Гляпа с его детскими понятиями о верности наставнику. Пришлось бы заодно бить и Гляпу, чтобы малец не встревал в разборки больших дядей, а он этого не заслужил. Ладно, потерплю.

Минут десять мы пресмыкаемся, после чего приблизившаяся черная точка начинает распадаться на буквы. На вертикальной стене сантиметрах в сорока от «пола» красуется сделанная черным маркером надпись: «ЛЕШИЙ&ДЮЙМОВОЧКА».

Вот как. Мы здесь не первые.

Почему-то это сразу прибавляет мне сил, как будто меня, а не Хвоста кольнули стимулятором. В этой гадской бутылке Клейна уже были люди!

— Кто такой Леший? — спрашиваю.

— Вроде был такой сталкер, — с готовностью отвечает Гляпа. — В клане Тормоза, кажется, а?

— Не Тормоза, — возражает Хвост. Он как будто совсем выздоровел — и на него надпись произвела терапевтическое действие. — Никакого не Тормоза, а был он сам по себе. Сталкер-одиночка. Ты, Чемодан, его не знаешь, он начал уже после того, как ты из Зоны ушел… А чего? Хороший, говорят, сталкер, хоть и чудик. И почему был? Я его в прошлом месяце в «Писче» видел…

В прошлом месяце! Это не значит, что Леший все еще жив. Но не похоже, чтобы он отдал концы здесь, потому как где останки? Как правило, люди не исчезают совсем уж бесследно.

— А Дюймовочка — она кто?

Сам понимаю, что не обязательно «она», — Дюймовочкой для шутки могли прозвать и звероподобного громилу двухметрового роста. Хвост только плечами жмет — не знаю, мол, никаких Дюймовочек.

У Вычета такой вид, будто он хочет что-то сказать. Но молчит.

— Хорошая новость, — говорю. — Они здесь были и выбрались отсюда. И мы выберемся.

— С чего ты взял, что они выбрались? — с виду презрительно, а на самом деле с надеждой вопрошает Хвост.

— С того, что после людей всегда что-нибудь остается, — разжевываю я очевидное. — Где трупы? Где дерьмо и моча? Где мусор, всякие мелочи из рюкзаков и сами рюкзаки? Если даже их обоих склевали, все равно что-нибудь да осталось бы, нет?

— Не знаю.

— Зато я знаю. А ну, ползем дальше, птички-поползни! Радость стучит в сердце, и ползущий позади Хвост уже не кажется мне неподъемным якорем. Да он и не является им, он сам ползет. Сам, голубчик! Как миленький! Сильнее, чем надо, отклячил зад, но пресмыкается быстро и целеустремленно. Ползи, морда рыжая! Вот что значит правильный ход вещей, а с ним и позитивное мышление! Ведь редко бывает так, чтобы нежданное чудо спасало нашего брата-сталкера из безвыходного положения в самый последний момент, как в кино, когда уже отчаялся и мысленно распрощался с жизнью. Гораздо чаще все-таки есть какой-то путь, он виден заранее, и брезжит свет в конце тоннеля. И стучит в висках: «Спасен! Спасен!» Как раз наш случай. Тут только расслабляться не надо. Повидал я на своем веку тех, кто расслаблялся раньше времени, мир их праху…

А ползти далеко, широка труба. Чтобы обойти ее кругом нормальным шагом, понадобилось бы добрых полчаса. И все же нам везет. Минут через десять ползущий впереди Вычет замечает на серой, как цемент, поверхности, под самой стеной, два более светлых округлых пятна, и мы спешим к ним как заведенные. Как электрические машинки со свежей батарейкой. И у каждого из нас одна мысль: «Успеем? Не успеем? Вдруг они исчезнут?»

Нет, вот они, милые, никуда не делись. Два пятна. Они не очень-то круглые, каждое чуть более метра поперечником, а расстояние между ними метра три. Плюю в левое пятно — плевок бесшумно исчезает на лету. Плюю в правое — то же самое.

Это выход, выход! Не знаю куда, но выход! Может, в Зону, может, в небытие, может, и вовсе куда-нибудь в королевство Свазиленд, а может, и на Альфу Центавра, — я на все согласен, только бы не жить дальше пластуном!

Верится-то в лучшее. Но умом понимаю: попасть из огня да в полымя тут нечего делать.

— Куда пойдем? — одновременно спрашиваем мы с Гляпой. Вычет несколько озадачен. Медлит.

— Не знаю, — признается он наконец.

— Мы, что ли, знаем?! — не сдерживаясь ору я. — Ты у нас эксперт по бутылкам, давай командуй!

— А внутренний голос тебе ничего не подсказывает? — спрашивает он.

— А тебе?

— И мне ничего. Тогда будем гадать. Назови любое число.

— Восемь с половиной, — бросаю я.

— Виноват. Любое целое число.

— Ноль.

— Не пойдет. Давай еще раз.

— Тогда семьдесят три.

— Годится. Идем сюда. — Вычет указывает на левое пятно.

— Почему сюда?

— Потому что ты назвал нечетное число, — поясняет он. — Значит — налево. Так я загадал.

— Это и есть твой научный метод? — кривлюсь я.

— Ну, за неимением гербовой…

— А почему это ты загадал, а не кто-нибудь другой?

— Хочешь сам? Валяй, загадывай. А ошибиться не боишься? — А ты?

— Нет. По-моему, если мы ошибемся, то ничего уже не почувствуем, просто не успеем. Щелк — и нет нас. А может быть, на Землю ведут оба пути, просто в разные места. Этого мы уже не узнаем, разве что разделимся… но я бы не советовал делиться.

— А если эти пути ведут не на Землю, а в еще какой-нибудь гадский мир, еще похуже этого? — все-таки бурчу я о наболевшем.

— Возможно. Но не думаю.

— Тогда ты первый. Шагай.

Только этим я и могу хоть чуть-чуть поставить его на место. А что толку? Он пойдет, конечно. Соберется с духом — ему это проще, чем нам — и шагнет в круг. А мы по очереди — следом. Куда ж мы денемся. И если окажемся вновь на Земле, то выйдет, что он был во всем прав, а мы — так, вроде балласта. Делали, как он велел, да еще слабоумно кочевряжились. А если там всем наступят кранты, то и говорить не о чем. Никто тогда не выскажет Вычету все, что о нем думает. Как ни крути, он в выигрыше.