Главной проблемой после «Энни» был не ветер, не упавшие деревья, не разрушенные дома, не свирепствующие торнадо и не величина ущерба, а несколько миллионов кубометров дождевой воды, которые обрушились на землю, пока ураган гулял по стране.

И всей этой воде нужно было куда-то деваться.

Ночь принесла прохладу, небо очистилось, показалась невероятно яркая луна. Пятиметровое каноэ Боба было сделано из алюминия и некогда выкрашено в темно-зеленый цвет. Не самое удобное средство передвижения, зато быстрое, а быстрота нам важнее уюта. Я скатал в трубку холст с «Непокорной» и сунул в водонепроницаемый чехол. Боб вручил мне пестрый зонтик, чтобы заслонить Эбби от солнца. Я убрал чехол и зонтик под сиденье и уложил Эбби на дно каноэ.

Эбби в купальнике и шортах выглядела точно так же, как в начале нашего путешествия. Боб по-прежнему был в своем облачении. Он снял пурпурную накидку и укрыл ею Эбби, точно одеялом. Я пожал ему руку.

— Спасибо.

Он кивнул.

— Наверное, они расставили посты на всех мостах.

— Да.

— Сможете проскользнуть?

— Не знаю.

— Сомневаюсь, что вы уплывете далеко.

— Я сомневался, что мы вообще доберемся досюда.

— Держи со мной связь, — попросил Боб. — Я сумею посадить свою малышку, даже если места будет с ладонь.

Он оттолкнул каноэ от берега, я погрузил весло в воду и начал грести. Нам предстояли семьдесят километров — и целая жизнь.

11 июня, час ночи. День последний

Река затопила берег с флоридской стороны. Там, где некогда ширина достигала тридцати метров, теперь было все восемьсот. Я вспомнил фотографии Эверглейдс. Учитывая мой опыт на реке и некоторые познания о том, куда в принципе девается дождевая вода, я понимал, что большая ее часть скатилась в реку. И это будет продолжаться еще сутки. К утру река станет неузнаваема. Даже для меня. Чем дальше мы плывем, тем быстрее будет течение. То есть я не смогу судить о проделанном расстоянии по знакомым вехам. Придется положиться на волю течения.

Мы вполне могли проходить до восьми миль в час. В условиях реки это все равно что преодолеть звуковой барьер. Я понимал, что из-за паводка наверняка перекрыли мост на шоссе № 17, и это хорошая новость. Оставалась только эстакада на 1-95. Если мы сумеем проскользнуть, то победим. Я знал, что повсюду расставлены люди, которые высматривают нас, но решил пока не думать об этом. Мы можем плыть под покровом ночи — вероятно, у нас есть шанс, учитывая количество мусора на воде.

Конечно, мусор нам мешал. Поскольку каждую минуту вода прибывала, она подхватывала ветки и всякий хлам и тянула на быстрину. Если мусор попадал в водоворот, он скапливался и превращался в сплошной лабиринт размером с футбольное поле. Он мог нас замаскировать, но заодно и скрывал поверхность воды. Если каноэ перевернется и уйдет под воду, сомневаюсь, что нам удастся всплыть.

Мы плыли уже два часа, когда я услышал звук мотора.

На берегу со стороны Джорджии росли восемь пальм. Деревья были старые, их ветви касались воды. Я завел лодку под них и сломал две ветки так, что они сомкнулись у нас за спиной. Два катера промчались вверх по реке, освещая берега и воду. Огни прошли над нами, но деревья скрыли нас. Катера исчезли, поднятая ими волна качнула каноэ, и я вывел лодку из укрытия. Ситуация усложнялась.

За час до рассвета мы миновали Куперс-Нек-Роуд, но из-за темноты и паводка сказать наверняка было трудно. Мы увидели крышу баптистской церкви Маунт-Хореб. Она тоже ушла под воду, за исключением купели. Сложенная из бетонных блоков, выкрашенная в белый цвет и окруженная металлическим ограждением, купель стояла на высоком холме. Вокруг плавали утки.

Последние несколько часов я греб почти не переставая. Река изменилась за ночь, я ее не узнавал. Я изо всех сил старался направлять каноэ носом вниз по течению, но через какое-то время сила реки меня переборола. Я выдохся.

На рассвете мы миновали пристань в «Белых дубах» и проскользнули у противоположного берега, наверстав потерянные километры. Половодье свело на нет влияние прилива. Я даже не мог понять, прилив это или отлив, потому что река переполнилась. Обычно на болотной траве остается черное пятно, которое указывает уровень прилива, но сейчас вода стояла выше любой отметки.

Я не сомневался, что мы благополучно минуем все десять километров заповедника, но нас подстерегали еще две преграды. Мосты на шоссе № 17 и на 1-95. Сенатор неглуп.

Он наверняка поставил полицейских на обоих мостах. Возможно, и репортеров тоже. Если нам повезет и мы проскочим под первым мостом, то через восемь километров достигнем второго, более крупного. Мост на 1-95 высокий, так что наблюдатели заметят нас задолго до того, как мы приблизимся. И потом, река там шире, а берег — сплошная грязь, болото и устричные залежи. Негде спрятаться и отдохнуть. Нам придется держаться посередине — а значит, выставить себя на всеобщее обозрение.

Но в тридцати двух километрах оттуда — Седар-Пойнт. Я был уверен, что сенатор уже получил письмо Эбби и теперь ждал в городке Сент-Мэрис нашего появления. Может, даже в Седар-Пойнт, если сумел его найти. Я так устал, что мне было все равно.

Сидя в каноэ и глядя на воду, с веслом в руках, я понял, что это даже не усталость. Я адски измучился. Отчего-то все случившееся выбрало именно эту минуту, чтобы навалиться на меня. Я впервые вспомнил о револьвере за поясом с иной целью, нежели самозащита.

Я столько раз хотел рассказать Эбби. Объяснить, каким образом Хизер попала в мою комнату и что было дальше. Но я убеждал себя, что лучше жене не знать. Если, конечно, отец уже ее не просветил. В таком случае Эбби сомневается во мне, и мы играем в кошки-мышки, кусая друг друга за больное. Но если сенатор промолчал, а я теперь признаюсь, для Эбби это будет полной неожиданностью — я нанесу ей новую рану. Выбор непростой.

— Эбби…

Она приоткрыла глаза и улыбнулась.

— Эй…

— Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Она покачала головой:

— Не нужно.

— Но… ты должна знать, что…

Эбби открыла глаза. Они были налиты кровью. Она снова покачала головой и приподняла руку.

— Ты имеешь в виду Хизер?

— Ты знаешь?

Эбби кивнула.

— Хизер была у меня. Она все рассказала. И попросила прощения. Потом мы выплакались. Она сказала, что для нее ты… — Эбби опустила голову на руки и подтянула колени к груди, — олицетворение идеального мужа. — Она сглотнула, взяла меня за руку и положила ее себе на грудь.

— Милая…

— Досс, ты никогда не делал мне больно, — с трудом шепнула Эбби. — Никогда.

На берегу с флоридской стороны задом к реке стоял большой «форд». Стриженный ежиком парень, болтая ногами в воде, ловил рыбу. На песке дымился костер, над которым коптилась добыча. Вокруг бушевал потоп, а парню, кажется, было наплевать — точь-в-точь как мне двадцать лет назад.