И Владимир решил навестить Рогнеду. В монастыре ее звали Анастасией. Подъезжая к скромному монастырскому двору, он размышлял, как выдерживает своенравная Рогнеда строгий устав, как подчиняется жестким правилам?

Богатством убранство монастыря не отличалось. За невысокой, неладно скроенной оградой стояла всего одна постройка. Даже не терем, скорее большая изба. Подслеповатые окошки затянуты бычьим пузырем, на крыше старый тес. Зато наличники и причелины резные, резаны с любовью. Видно, старался человек, душу вкладывал. Небольшое крыльцо тоже украшено резьбой. В трапезной, где его попросили подождать, грубо сколоченные деревянные столы и такие же лавки и скамьи. Из остального только иконы. На окнах чистые опрятные завески, приглядевшись, Владимир понял, что скрывают плохо сделанные окна. Пол старательно выскоблен и натерт глиной. Откуда-то вкусно пахло свежеприготовленной едой. Остальное князь разглядеть не успел, вошла настоятельница монастыря монахиня Ирина.

Выслушав князя, спокойно кивнула:

— Монахиня Анастасия на работах, но велю позвать. Только не сюда, у нас скоро трапеза, а к ней в келью. Пойдем, князь, провожу.

Монастырь был совсем мал, келий оказалось не больше пяти, каждая на двоих. Все располагались тесно в ряд вдоль одной стены прохода, по другой двери всего три. Одна в трапезную, из которой только что вышли, через открытую вторую видно скромное убранство общей комнаты, а третья, наверное, тоже была чьей-то кельей. Может, самой Ирины.

Настоятельница подозвала к себе молодую монахиню, что-то тихо сказала ей и кивнула Владимиру на одну из дверей:

— Вот келья Анастасии. Подожди там, князь, она сейчас придет.

Владимир не знал, что станет говорить бывшей жене, как вообще посмотрит на Рогнеду, потому стоял, даже не разглядывая ничего вокруг. Ждал недолго. Она вошла в келью и чуть склонила голову в знак приветствия:

— Будь здраве, князь…

Владимир обернулся на такой знакомый и одновременно незнакомый голос. Сердце сжало так, что впору садиться, чтоб не упасть. Перед ним стояла Женщина. Рогнеда всегда была красавицей, но сейчас в ней многое изменилось к лучшему. Роскошные золотистые волосы забраны под темный плат, подчеркивающий белизну спокойного лица. От этого линии словно стали чище. Исчезла суетность, разгладилась тревожная складка на переносице, глаза засветились внутренним светом. Темное монашеское одеяние ничуть не портило и не скрывало красоту Рогнеды, напротив, подчеркивало ее. Только теперь броскую красоту земной женщины заменила красота небесная, точно льющаяся изнутри. И глубоким глазам порфирородной византийки Анны было очень далеко до глубины глаз бывшей язычницы Рогнеды! Князь не знал, что сказать, не в силах отвести взор от лица своей бывшей жены. Та спросила сама:

— Как дети? Что Ярослав, Всеволод, Предслава?

Об Изяславе спрашивать не стала, помнила, что князь не любит старшего сына. Могла бы и об остальных не спрашивать, часто получала весточки о них и даже от них. Ярослав умел писать, а Рогнеда, став Анастасией, научилась читать. Владимир пробурчал что-то мало понятное. Прежняя Рогнеда уже бы взвилась, а новая спокойно улыбнулась, повела рукой на лавку, призывая сесть.

Скромная, почти убогая обстановка кельи, казалось, совсем не смущала ее хозяйку. Две узкие лавки для сна, никаких меховых накидок, которые так любила Рогнеда, никакого излишества. Простая лавка для сиденья, в углу иконы. И все, точно не здесь живет женщина, имевшая множество золотых украшений, отменных мехов, массу челяди, всегда готовой услужить…

Рогнеда все также со скромным спокойствием наблюдала за тем, как оглядывается князь, не торопя его. Тому стало чуть стыдно.

— Как ты тут?

— Я? — удивилась Рогнеда хрипоте его голоса. — Как все.

— Я велю, чтоб тебе дали лучшую келью! — он хотел пообещать еще что-то, но не успел, бывшая жена отрицательно покачала головой:

— Зачем? Я не гонюсь за земным благом. Дороже душевное спокойствие. А кельи у всех одинаковые, везде по двое…

И была в ее словах и голосе такая правда, что Владимир понял — никогда ни ему, ни рожденной в христианстве Анне такого не достичь. Все тревоги последних дней отошли куда-то далеко-далеко, все забылось перед этой мудрой и по-прежнему красивой женщиной. Владимир отчетливо осознал, что, потеряв Рогнеду, он потерял самое лучшее в своей жизни. Если бы сейчас можно было просто взять ее руки в свои, прижать к груди, глядеть и глядеть в серые с голубым отливом глаза… Наверное, он многое отдал бы за то, чтобы вернуть эту женщину себе в жены. Шальная мысль только успела мелькнуть в голове князя, а Рогнеда уже на нее ответила:

— Как живешь с новой женой, князь? Здорова ли княгиня Анна?

Спросила по-доброму, участливо и этим провела черту, отрезала его с супругой от себя. Или себя от него?

— Благодарствую…

— Я слышала, княгиня тяжела? Наследник будет?

— Наследник? — удивился Владимир не столько вопросу, сколько тому, что Рогнеде известны их дела в Киеве. — Нет, наследник Вышеслав, он старший. Потом твои… наши с тобой дети.

Рогнеда покачала головой:

— Им это не нужно. Изяслав на киевский стол не зарится, Полоцка хватит. А Ярослава посади куда подальше от Киева, как повзрослеет. Не дивись, князь, что все про твои дела знаю. Только вчера воевода Волчий Хвост проезжал, заходил, все пересказал про детей. И Ярослав весточки шлет при каждой возможности.

Она не стала скрывать, что переписывается с сыном, не сможет князь запретить ему писать матери.

— А ты читать умеешь ли?

— Научилась… Многому научилась.

Рогнеда не стала рассказывать, что каждый день молит бога о прощении его, Владимира, за вольные и невольные прегрешения, особо за убийства невинных душ, брата, родственников… Ни к чему это князю знать.

— Я благодарна тебе, князь, что ты меня оставил. И в первый раз, и во второй. Благодарна Наталье, что советовала в монастырь уйти. Здесь познала душевный лад, покаялась в совершенном не по божьему закону, душу очистила…

— Рогнеда…

— Я Анастасия! Рогнеда умерла в тот день, когда я шагнула в эти стены. — Глаза женщины смотрели строго, но по-прежнему с добротой и участием. Владимир понял, что Рогнеда теперь такова, что с ней не сравнятся ни он сам, ни Анна. Она смогла, она сумела… И он со своими суетными мирскими делами и желаниями ей не нужен. Впервые за много лет Владимир не нужен Рогнеде!

От монастыря князь отправился не на княжий двор, а на берег Днепра. Сошел с коня, отдав поводья подскочившему гридю, и остановился, глядя на торг, гудящий внизу точно улей. Многолюден и разноязычен торг. Стоит вскрыться рекам, как вслед за последними льдинами сюда прибывают гости из разных земель. Есть и те, кто лучше конями едут, для таких зима самое время. И свои русичи тоже многие в Киев приезжают и приплывают торговать. Есть Руси чем гордиться, есть что показать.