Эдис знала, что подростки, кроме ее собственных детей, объявили войну мылу и воде. Не говоря уже о расческе или щетке для волос. Она это знала не только по их фотографиям в газетах и журналах. Она встречалась с некоторыми друзьями своих детей, которые иногда бывали у них дома, — девчушки-замарашки, с которыми дружила Джерри, или же длинные неуклюжие юнцы с маленькими тощими бородками из одного класса с Вуди.

Эдис по своей наивности решила, что эти молодые люди так грязны потому, что им не на что купить мыло, или же они живут в таких семьях, где родители не обращают внимания на личную гигиену. Она пришла в ужас, узнав, что большинство этих юношей и девушек просто бунтовали против своих семей, — они все принадлежали к среднему классу. Именно в подобных семьях соблюдение гигиены, наличие кредитных карточек и честная уплата налогов считались неотъемлемой частью жизни, а не пустыми словами.

— Как эта бедняжка может хотя бы что-то разглядеть? — прошептала она Кимберли, показав ему взглядом на шестнадцатилетнюю девицу в пончо из накидки для лошадей. Она была босая. На кончике носа торчали очки в золотой оправе с резными стеклами красного цвета, которые обычно применяли для габаритных огней автомобилей.

Кимберли улыбнулся.

— Может быть, — тихонько шепнул он на ухо Эдис, — она видит только то, что ей хочется видеть. Или, лучше сказать, не видит того, чего видеть не желает.

— Ясно.

Эдис взяла с вешалки пару вельветовых брюк бежеватого цвета в крупный рубчик. Она приложила их к себе, глядя в зеркало.

— Ну как?

— Чуть ниже. — Кимберли спустил пояс брюк до бедер. — Малышка, эти брюки носят на бедрах!

Она отрицательно покачала головой, повесила их на место, потом обратила внимание на пару «варенок» с рваными обшлагами и заплатками на стратегически важных местах.

— Подарок от Армии спасения, — пробормотала она. Проверила размер и исчезла в кабинке для примерки.

Через некоторое время занавеска отодвинулась. Эдис была в джинсах и в своей блузке.

— Ну?

— Ничего… неплохо.

Перед тем как уйти, Эдис купила еще фиолетовый шарф с оливковыми полосками, шляпу времен испанско-американской войны, как бы оставшуюся от армейских запасов, и потрепанные сероватые легкие туфли. Кроме того, она приобрела две мужские рубашки армейского покроя — одну из китайского полотна, как у армейского офицера, другую — голубую робу моряка, такие вояки носят в жарких странах.

— Правда, здорово? — сказала она, пока они шли по улице в направлении реки. — Мирное возмущение наших детей проявляется в ношении этого подобия военной формы.

— Для производителей одежды этот молодежный бунт обещает огромные прибыли.

— Мне кажется, что все это — ну как сказать — слишком по-американски.

— Что ты имеешь в виду?

Они шли по Бедфорд-стрит по направлению к квартире Кимберли.

— Я хочу сказать, что наша экономика построена на потреблении.

— Я все забываю, что ты жена банкира.

Эдис улыбнулась ему. Он тащил все пакеты, и она не могла разглядеть за ними его лица.

— Я хочу сказать, что это очень по-американски: эти мальчики и девочки протестуют против Америки, но остаются ее главными покупателями. Экономика не может обойтись без них.

— Эти кривляки под хиппи, что толкутся в лавках, не имеют отношения к молодежному движению.

— Кривляки?

— Мы видели просто ребятишек из семей среднего класса. Они делают вид, что принадлежат к рассерженной молодежи, а покупки делают на деньги родителей. Но есть настоящие отверженные изгои. Они перестали быть теми, кем стремится их сделать общество. Они перестали быть покупателями, солдатами, перестали платить налоги — словом, стали никем!

— Но они могут очутиться в тюрьме!

Кимберли кивнул, а может, ей показалось. Она ведь не видела его за пакетами.

— Но у них хватило мужества понять, в чем соль происходящего в нашей стране, и рассказать всем об этом.

Они остановились перед его домом.

— Ну… — начала Эдис.

Кимберли покачал головой.

— Подожди секунду. — Он влетел внутрь и вылетел через несколько минут уже без пакетов. — Я оставил их здесь до твоего следующего визита.

Кимберли взял Эдис под руку.

— Разреши мне показать тебе кое-что. У нас есть еще пять минут, не так ли?

Они прошли до пересечения Бедфорд-стрит, Седьмой авеню и Мортон-стрит, потом повернули на запад и зашагали среди высоких деревьев, которые только начали одеваться листвой. На половине дороги улица поворачивала, вела прямо к реке. Они прошли еще один квартал. Миновали какие-то склады и стоянку грузовиков. Затем прошли под эстакадой Вест-Сайд-хайвей и далее проследовали до пирса, выходящего к Гудзону.

Солнце уже начало касаться крыш зданий, стоявших через реку в Нью-Джерси. По Гудзону переливалась широкая желто-оранжевая дорожка, она доходила до самого пирса. Несколько человек с велосипедами и собаками остановились, наблюдая за закатом. Кимберли и Эдис сели. Их ноги болтались над водой.

— Но что ужасного в их отчаянном бунте? — спросила Эдис.

— Я не думаю, что ты все поймешь, по крайней мере, сразу.

— Попытайся объяснить.

— Ты находишься в более выгодном положении, чем я.

Говоря это, Кимберли обнял Эдис за талию.

— Если они такие гадкие, я рада, что не имею с ними ничего общего.

— Средний класс — это доминирующий класс. Так в большинстве западных стран. И мораль среднего класса — это смесь сладкой проповеди святости и внутреннего ужаса, это мораль, которая правит обществом, посмотри на себя.

— Оставь меня в покое.

— Не могу. Ты такой хороший пример. Если посмотреть на тебя со стороны, ты — верная мамаша и жена. У тебя все в порядке. А внутри ты ничем не удовлетворена. Тебе не хватает того, что делает жизнь стоящей!

— Господи, твои замечания весьма дурного тона, — сказала Эдис. — Если учесть, что я совершила первую ошибку в жизни, а ты подтолкнул меня.

Они оба расхохотались так громко, что женщина, которая неподалеку читала книгу, посмотрела на них с омерзением. Потом она встала и пошла прочь. Эдис некоторое время смотрела на реку на противоположный берег в Нью-Джерси. Широкая полоска ряби, освещенная солнцем, постепенно превращалась в узкую линию бледного огня — солнце еле выглядывало из-за высокого здания.

— Все меняется, — сказала она. — Я знаю это. Я постоянно читаю об этом в газетах. Но трудно понять, почему столько людей хотят все изменить коренным образом и так скоро!

— Разреши мне время от времени кое-что тебе показывать. Этот город может тебе кое в чем помочь.