Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боря присел на берег.
Ох и дела… Ох, ох, ох! Лучше бы дома лежала, в коробке под кроватью…
А что, если самому понырять? Он вскочил с земли. Ведь он будет нырять с толком, с умом!
Боря сунул в воду кончики пальцев — их обожгло холодом.
У-у-ух!.. Он стал растирать пальцы.
И всё тело его стало ломить от одной мысли, что он снова полезет в воду — уже ведь искупался.
Боря походил вокруг пруда, повздыхал, по-прежнему приглядываясь к воде, и побрёл к дому. Он был убит. Хотелось плакать, но не было слёз.
Придя домой, Боря прикрыл дверь комнатки и нырнул под кровать — коробка с лайнером была на месте. Боря задвинул её подальше, в угол. В горле запершило: опять одна коробка осталась! Только с час, не дольше, было у него их две…
Скоро пришла с работы мама, разделась у вешалки и зевнула.
Что это сегодня все такие сонные?
— Мам, я хочу чаю, — сказал Боря.
— И я не прочь. — Мама снова длинно зевнула. — На, отнеси на кухню покупки. — Она протянула ему сумку с хлебом и какими-то кульками. — И поставь, пожалуйста, чайник…
Боря насупился: вот ещё новости — он должен ставить чайник!
— А ты что?
— Что-то глаза у меня закрываются и разморило всю — едва голову держу. Пойду-ка я полежу немножко. Ты позови, когда будет готов…
Надув губы, Боря поплёлся на кухню.
Вечером, укладываясь спать, Боря, как всегда, положил приборчик под подушку. Когда он проснулся, Костик ворочался на кровати, громко зевал и потягивался, точно был под прицелом Хитрого глаза, а когда Боря в самом деле направил на него через одеяло приборчик, зазевал ещё громче и заявил маме, что не пойдёт сегодня в школу — надоело; что она должна принести ему в постель завтрак — лень подыматься; а если она хочет, чтобы он соизволил встать, пусть оденет его и зашнурует туфли, потому что он ненавидит эту процедуру из-за слишком узких дырочек.
— Ого, — возмутился Боря и тотчас убрал приборчик, — барин какой! Тебе лакеи нужны?
— Могу обойтись и без лакеев, — сказал Костик, — если ты согласишься завязывать мне бантики на шнурках и подносить еду.
— Да знаешь, что я с тобой сделаю! — Выскочив из-под одеяла, Боря легонько двинул его по заднему месту голой пяткой.
Утром Боря едва плёлся в школу. Впереди, как всегда, шли ребята с портфелями, ранцами, сумками. Было поздновато, и они торопились. Но Хитрый глаз заставил их поубавить шаг; воздух огласился зевотой, и Боря быстро обогнал всех.
В классе его поразило вот что: со всех сторон доносились кашель и чиханье. Громче всех кашлял Андрей.
Глеб не расставался с носовым платком, так сильно текло у него из носа. Митя во время разговора усиленно чихал на Витю, а Витя на Митю, и они сердились.
А Стасик совсем не пришёл в школу: уж очень он был худенький, слабенький, и, видно, простуда свалила его в постель. На Наташку он не смотрел — просто неловко было вспоминать, как старалась она вчера для него…
И вообще всё было очень плохо.
Глава 23
Отчаяние
Ясное дело, ребята ничего не помнят. Смотрят обычно, не очень, конечно, нежно и ласково — этого никогда ещё не было! — но и не очень сердито. В общем, равнодушно. И ни о чём не догадываются.
Ну хорошо, он вроде бы сильнее их… А толку? Чего он добился? Лодка, его великолепная лодка до сих пор лежит на дне этого проклятого пиявочного пруда! А то, что все они кашляют, сморкаются и вздыхают, а Стасик совсем слёг — разве это победа? Бить его за это надо, и хорошенько бить!
Внезапно к Боре подошёл Глеб.
— Слушай, ты не знаешь, где мой лайнер? — тихо спросил он.
— Откуда же мне знать?
— Весь дом перерыл — нет. Он мне так нужен.
И тут Боря не вытерпел:
— Зачем нужен? Чтобы ржавел?
— Нет. И запомни: если он у тебя, жалеть потом будешь! — зло блеснул глазами Глеб и сжал кулаки.
Он ещё грозит ему, он, которого Боря с такой лёгкостью превратил в последнего труса!
И Боря слегка провёл по Глебу карманом, и кулаки у того сразу разжались и губы растянулись от длинной зевоты.
И Андрей, наверно, не страшен ему теперь.
Боря спросил у него с наигранной весёлостью:
— Ну, как делишки?
— Так себе. — Андрей с вялой улыбкой потянулся, хотя обычно не только не вступал с Борей в разговоры, но и вообще старался не смотреть на него. А теперь он говорил доверчиво, дружелюбно. Вон как потеплели его глаза! И с лица исчезла всякая натянутость. Хоть возьми и расскажи ему, в чём дело… Но разве можно! А если подтрунить над ним — не обидится?
— А как твоя куртка? — спросил Боря.
— А что?
— Ты счастливец, что имеешь её.
— Почему?
— А потому, что если вдруг будешь когда-нибудь умирать с голоду, сваришь её в котле с водой, она как-никак немножко съедобная, и будешь жевать — надолго хватит!
Андрей расхохотался.
Его губы утратили твёрдость, стали мягкими, беспечно добрыми, и это было так непривычно, что Боря даже огорчился: Андрей немножко перестал быть Андреем — поскучнел, поглупел. А Наташка… Подумать только, Наташка посапывала на своей парте, и довольно громко, и её никто не будил.
И они ничего не помнят, ничего-ничего! Они даже забыли про вчерашнюю катастрофу на пруду! И, вспомнив о лодке, Боря так расстроился, вот-вот слёзы потекут… Но плакать, владея таким мощным Хитрым глазом, — разве это не позор?
— А вы знаете, — крикнул он в отчаянии, — что подводная лодка не вернулась на базу и утонула в пруду?! Вы это знаете?
— Ты разыгрываешь нас! — сказал Глеб и обернулся к Андрею, точно тот был его лучшим другом. Неужели этот проклятый Хитрый глаз так смягчил, сгладил, отменил их вражду?
— Честное слово, нет! — Боря ударил себя кулаком в грудь. — Она утонула. Утонула, потому что Геннадий забыл запрограммировать возвращение её и неправильно передвинул какие-то рычажки управления…
— Ну и остряк ты стал! — Андрей зевнул, подмигнул Глебу, положил голову на плечо