Они говорили мало. Лира была поглощена наблюдениями за лесными обитателями, от дятлов и белок до маленьких зеленых змеек с ромбовидным узором на спине, а у Уилла едва хватало сил на то, чтобы не отставать, и ему было не до болтовни. Лира с Пантелеймоном то и дело возвращались к нему в своих разговорах.

— Все-таки надо было расспросить алетиометр поподробнее, — сказал Пантелеймон как-то раз, когда они с Лирой, увидев пасущегося на поляне олененка, пытались подкрасться к нему поближе. — Мы же не обещали этого не делать. Сколько полезного можно было бы узнать — и ведь не ради себя самих, а ради него!

— Не говори глупостей, — сказала Лира. — Он сам никогда бы не стал ни о чем спрашивать. Ты просто любишь совать нос в чужие дела, Пан!

— Интересно! Значит, мы поменялись ролями. Обычно это ты суешь нос в чужие дела, а я стараюсь тебя от этого удержать. Помнишь, как было в комнате отдыха в Иордане? Мне ужасно не хотелось туда лезть.

— Как ты думаешь, Пан, если бы мы туда не залезли, случилось бы все это или нет?

— Нет. Потому что Магистр отравил бы лорда Азриэла, и все бы на этом кончилось.

— Да, наверно… А кто, по-твоему, отец Уилла? И почему так важно его найти?

— Вот-вот, и я о том же! Взяли бы да выяснили за одну минуту!

На лице Лиры появилось задумчивое выражение.

— Пожалуй, раньше я бы так и сделала, — промолвила она. — Но мне кажется, я меняюсь, Пан.

— Ну, это вряд ли.

— Ты, может, и не меняешься… Слушай, Пан, когда я повзрослею, ты совсем перестанешь меняться! Кем ты думаешь стать?

— Блохой, надеюсь.

— Я серьезно! У тебя что, нет никаких предчувствий на этот счет?

— Нет. Да и не хочу я никем становиться.

— Ты просто дуешься, потому что я тебя не послушалась.

Он превратился в поросенка и стал хрюкать и визжать, покуда она не покатилась со смеху, а потом обернулся белкой и поскакал по ветвям рядом с ней.

— Ну а по-твоему, кто его отец? — спросил Пантелеймон. — Может, мы с ним когда-нибудь уже встречались?

— Может быть. Но он точно важная фигура, почти такая же важная, как лорд Азриэл. Тут и сомнений нет. Ведь про себя-то мы, в конце концов, знаем, что делаем что-то важное!

— Мы этого не знаем, — заметил Пантелеймон. — Мы так думаем, но наверняка ничего не знаем. Мы просто решили искать Пыль, потому что Роджер погиб.

— Нет, знаем! — горячо сказала Лира и даже ногой притопнула. — И ведьмы знают, что у нас важная цель. Ведь они прилетели сюда из нашего мира, только чтобы охранять меня и помогать мне! И мы должны помочь Уиллу найти отца. Это важно. Да ты и сам все понимаешь, иначе не стал бы лизать ему руку, когда его ранили. Кстати, зачем ты вообще это сделал? И меня не спросил. Я прямо глазам своим не поверила!

— Я сделал это, потому что у него нет деймона, а в тот момент он был ему очень нужен. И если бы ты была хоть вполовину такой сообразительной, какой себя считаешь, ты бы это заметила.

— Между прочим, я заметила, — огрызнулась она.

Тут они замолчали, потому что поравнялись с Уиллом, который сидел на камне у тропинки. Пантелеймон стал мухоловкой, и пока он порхал среди ветвей, Лира сказала:

— Как ты думаешь, Уилл, что теперь будет с детьми?

— За нами они не пойдут. Ведьмы их здорово напугали. Наверное, опять будут скитаться где попало.

— Да, наверное… Но ведь им так хочется заполучить нож. Вдруг они погонятся за нами, чтобы его отобрать?

— Пускай попробуют. Я им его не отдам — во всяком случае, пока. Раньше я не хотел оставлять его себе. Но если им можно убивать Призраков…

— Мне эта Анжелика с самого начала показалась подозрительной! — негодующе заявила Лира.

— Перестань. Это неправда.

— Вообще-то да, неправда… А под конец я прямо возненавидела этот город.

— Когда я увидел его в первый раз, я подумал, что это рай. Не мог и представить себе ничего лучше. И все это время в нем было полно Призраков, а мы даже не знали…

— Как бы там ни было, детям я больше доверять не стану, — сказала Лира. — В Больвангаре я думала, что только взрослые способны на любые гадости, а дети — другое дело. Они не могут быть такими жестокими. Но теперь я в этом сомневаюсь. Такими, как тогда в павильоне, я детей еще никогда не видела, это факт.

— А я видел, — сказал Уилл.

— Где? В твоем мире?

— Да, — неловко ответил он. Лира сидела молча, дожидаясь продолжения, и вскоре он заговорил снова: — Это было, когда у моей матери снова наступила черная полоса. Она и я — мы жили вдвоем, понимаешь, ведь отец уже давно пропал. И время от времени она представляла себе то, чего на самом деле не было. И делала вещи, которые казались бессмысленными — мне, по крайней мере. Но ей обязательно нужно было их делать, иначе она так расстраивалась, что начинала бояться всего подряд, и поэтому я привык помогать ей. Например, нам надо было потрогать все ограды в парке, или сосчитать листья на каком-нибудь кусте, или сделать еще что-нибудь в этом роде. А через некоторое время у нее наступало улучшение. Но я боялся, что люди заметят, в каком она состоянии, и заберут ее, поэтому всегда присматривал за ней и все скрывал. Я ничего никому не рассказывал. И вот однажды она испугалась, когда меня не было рядом, чтобы помочь ей. Я был в школе. И она вышла, и на ней мало что было надето, хотя она этого не замечала А мальчишки из моей школы случайно увидели ее и начали…

Щеки Уилла горели. Не в силах подавить волнение, он стал ходить по тропинке туда и обратно; голос его срывался, а глаза блестели от слез. Он продолжал:

— Они издевались над ней, как те дети над кошкой — тогда, около башни… Они решили, что она сумасшедшая, и хотели сделать ей больно, а может, и убить, я бы не удивился. Она была просто другая, и они ее ненавидели. В общем, я нашел ее и привел домой. А на следующий день, в школе, подрался с мальчишкой, который был у них главным. Я подрался с ним и сломал ему руку, и еще, кажется, несколько зубов выбил, не помню… Я бы и с остальными тоже подрался, но понял, что у меня будут неприятности и мне лучше остановиться, пока они не узнали про мать — я имею в виду, учителя и всякое начальство, — потому что они пошли бы к ней жаловаться и увидели, что с ней творится, и забрали бы ее. Поэтому я сделал вид, что раскаиваюсь, и сказал учителям, что больше не буду, и они наказали меня за драку, а я так ничего и не выдал. Но я ее защитил, понимаешь? Никто ничего не знал, кроме тех мальчишек, а они понимали, что я сделаю, если они кому-нибудь скажут; понимали, что в следующий раз я их убью, а не просто поколочу. Скоро ей стало лучше. И никто так и не узнал. Но после этого я доверяю детям не больше, чем взрослым. Они тоже способны на что угодно. Поэтому я не удивился, когда дети в Чи-гацце напали на кошку, а потом на нас.

— Я так обрадовалась, когда прилетели ведьмы!