Когда сил плакать не осталось, Рика ощутила на плече руку Аль-Амина. Все внутри у нее скрутило, она почувствовала, как горе переходит в яростный гнев.

— Кто совершил это зло?

— Я постараюсь выяснить, но это будет очень трудно, потому что тот, кто подстроил такую хитрую ловушку, достаточно умен и наверняка замел следы. — Голос Аль-Ами-на звучал устало.

— Когда я расскажу об этом Абдул-Азизу, он придет в ярость, — сказала Рика с уверенностью. — По-твоему, это сделал кто-то в доме? Значит, здесь нарушены законы гостеприимства. Он силой вырвет из них правду.

— Он попытается, и, несомненно, кто-то признается в преступлении, но, уверяю вас, это не будет истинный виновник. Такие вещи устраивают за плату, и семья признавшегося получит свой барыш, но мы не станем умнее, и ваша безопасность не станет крепче.

Евнух накрыл тело Хельги тонкой льняной простыней.

— Тогда что же нам делать?

— Делать? Ничего, моя госпожа, — откликнулся Аль-Амин. — Ваша безопасность теперь зависит от умения притворяться. Смерть Хельги не вызовет особых пересудов, и убийца засомневается, дошел ли яд по назначению, но знать твердо, в чем дело, он или она не будут. Не подняв шума, мы их успокоим. Они решат, что могут спокойно попытаться еще раз и, поверьте, сделают это.

— Прямо скажем, ты меня не успокоил, — сказала Рика, вытирая глаза краешком простыни.

— Но мы, госпожа моя, будем настороже, — убежденно произнес Аль-Амин. — Вы не станете есть ничего, приготовленного не мной. Я буду сопровождать вас повсюду. — Он на миг прикусил губу и, глядя ей прямо в глаза, твердо заявил: — И больше никаких ночных купаний.

Рику охватила паника. Аль-Амин все знал. Однако глаза его при этом были непроницаемы.

— Согласна, — ответила она.

— В этом доме вы можете доверять только мне и хозяину. Я знаю, что вы не хотите иметь с ним ничего общего. И еще о вашей безопасности может позаботиться ваш отец Торвальд. — Аль-Амин пересчитал ее союзников по пальцам, затем, скривившись, добавил: — Думаю, что мы так же можем полагаться на варвара и его друга, маленького римского священника.

— Уверена, что можем, — подтвердила Рика.

— Все другие на подозрении. Пожалуйста, госпожа, позвольте мне руководить вами. Я позабочусь о вашей безопасности, но, на мой взгляд, обеспечит ее только одно.

— Что именно?

— Вы должны покинуть этот дом, госпожа, — грустно произнес Аль-Амин. — Вы должны вернуться на север. Мне кажется, это и так у вас на уме. Я прав?

— Ты хорошо меня знаешь, Аль-Амин. Евнух вздохнул.

— Тогда я помогу вам, госпожа, но у меня будет одна просьба.

— Ты уже знаешь, что я не могу тебе ни в чем отказать.

Аль-Амин нервно потер руки.

— Я слышал, что на севере очень-очень холодно. И там наверняка не растут фисташки… — Он грустно улыбнулся. — Но когда вы соберетесь туда, пожалуйста, возьмите меня с собой.

Рика бросилась к нему на шею.

— Конечно, ты поедешь с нами, я обещаю купить тебе новую самую теплую одежду. Кто знает, может быть, ты полюбишь лесные орехи так же, как фисташки.

Обрадованный ее искренним порывом, Аль-Амин робко похлопал ее по спине.

— А теперь, моя госпожа, нам следует позаботиться об упокоении госпожи Хельги. Должен ли я устроить ее погребение в одном из мавзолеев, или вы желаете похоронить ее за городскими воротами?

— У нас, северян, другие обычаи. Мы не зарываем тела дорогих нам людей в землю, потому что не хотим, чтобыони стали пищей червей, — ответила, ему Рика. — И не заключаем их в каменные ящики гнить и плесневеть. Мы отсылаем их в рай достойно — с попутным ветром и в огне.

— Как это?

— Пошли за Торвальдом, — решительно приказала она. — Мне нужно поговорить… с моим отцом.

Понадобилось пойти на компромиссы. В соответствии с верой Абдул-Азиза похороны Хельги прошли с большой спешкой. На севере ее тело на десять дней положили бы в холодную черную землю, а тем временем шили бы погребальные покровы и собирали нужные ей вещи. В холодном климате за такое короткое время тело потемнело бы, но не разложилось.

Но ислам требовал быстрого захоронения, так что Хельгу похоронят в том, в чем она умерла. Рика согласилась, что дорогой шелк — достойный саван. В Согнефьорде построили бы специальную погребальную ладью, чтобы отправить останки Хельги в последний путь, но Рике пришлось принять небольшую лодку, купленную Торвальдом на верфи в гавани Феодосии.

— Твоя преданность этой служанке меня поражает, — говорил Абдул-Азиз, шествуя рядом с Рикой в маленькой похоронной процессии. Его тон явно указывал на то, что он считал подобную преданность неестественной. Ему это было трудно понять. Впереди них Бьорн, Торвальд, Аль-Амин и маленький священник несли легкое тело Хельги на плоской доске в сторону гавани. В свободной руке каждый держал зажженный факел.

— Она была мне другом.

Рика сильнее прижала к груди охапку зеленых веток, вдыхая их свежий терпкий аромат. Он прочищал голову, и ей подумалось, что перед лицом смерти у живых всегда каким-то удивительным образом обостряются все ощущения.

Хорошо, что чадра скрывала лицо Рики от любопытных взглядов. Она не раз слышала здесь завывание наемных плакальщиц, сопровождавших гробы с усопшими, и все это казалось ей невероятно фальшивым. Ее горе не предназначалось для чужих глаз. Оно было сугубо личным.

Чадра также позволяла ей незаметно наблюдать за Аб-дул-Азизом. Араб явно испытывал какую-то неловкость. Она знала, что он считал их похоронный обряд языческим. Мусульмане, христиане и иудеи с непониманием относились к ритуалу сожжения покойников. И небольшая толпа зевак следовала за ними, чтобы поглазеть на необычный варварский обряд, который был для них увлекательным зрелищем.

Они добрались до гавани Феодосии и подошли к ее самому удаленному и укромному месту, где колыхалась на волнах маленькая лодка. Бьорн и Торвальд бережно опустили в нее тело Хельги.

— Но у нас нет жреца, — заметил Торвальд.

— Я скажу, — произнесла Рика, стаскивая с себя чадру. Абдул-Азиз начал было возражать, но она взглядом заставила его замолчать, коротко сказав: — Это необходимо. У нас нет варяжского жреца, значит, придется обойтись скальдом.

Склонив голову, она мысленно повторила строфы обряда и в этот миг осознала, что больше не верит в богов Асгарда. Они стали просто бледными героями саг и сказаний, забавных и страшных, пригодных лишь для развлечения в длинные зимние вечера. Но Хельга в них верила, так что Рика произнесет их со всей страстью верующих. Это было последнее доброе дело, которое она могла совершить ради преданной старой подруги:

— В моменты печали и горя мы призываем богов, — начала Рика, воздев руки к небу. — Слушай, Отец Всемогущий, Один. Обрати к нам свой слух, Тор Громовержец и не презирай наших слез, Фрейя, Хозяйка Асгарда! Мы просим вас принять душу Хельги, той, которую мы очень любили. — Голос ее от глубокого волнения прерывался. — Мы будем тосковать по ней.