Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда пришло время, Берта заставила Льюиса исполнить свой долг. Мама умерла, когда Берта только-только забеременела. Перед смертью она сказала дочери: «Я молю Бога, чтобы твои дети заботились о тебе так же, как ты заботилась обо мне».
Берту ждал двойной удар. Во-первых, ей казалось, что она не исполнила волю матери. Ведь неполноценный ребенок не сможет о ней позаботиться. Во-вторых, ей было стыдно, ах как стыдно! Карета ее жизни развалилась прямо на ходу, по дороге катились колеса и пружины. Все, чего она добилась, обратится в прах. Кто сможет устраивать благотворительные балы лучше, чем она? Кто займет место королевы? У нее были обязательства перед жителями Нью-Йорка.
Акцент, талия, непутевый муж — все это были простые, вполне реальные проблемы. Они требовали простых и понятных шагов. Берта попыталась так же подойти к проблеме с девочкой. Спокойно, без суеты. Надо только понять, что делать в этой ситуации. И заведение для богатых умалишенных казалось простым и понятным решением, как раз таким, как и требовалось. Доктор Фетчетт сообщил им, что родители довольно часто отсылают туда неполноценных детей, и Берта успокаивала себя тем, что она не первая и не последняя. Просто в этом забеге придется перепрыгнуть через изгородь повыше.
А сейчас она будто уперлась в тупик. Или даже хуже — она тонет в этой мерзости. Вот теперь Берта начинает осознавать, что проблема с девочкой не разрешится никогда. Потому что люди обладают способностью к самовоспроизводству. Как и семейные неурядицы.
Дэвид возвращается из Берлина в августе. Он развлекает родителей рассказами о своих путешествиях и делится впечатлениями от новых европейских веяний в политике. Льюис, который внимательно следит за событиями и читает газеты, спорит с сыном об экономических последствиях новой идеологии. Нескольких крупных руководителей представительства компании Мюллеров во Франкфурте вынудили уйти со своих постов. Льюису эта тенденция очень не нравится. Какое ему дело до того, евреи они или нет? Они отличные бизнесмены. Даже половины их мозгов хватило бы для того, чтобы понять простую истину: нация, которая избавляется от лучших умов, вряд ли стоит на пути к процветанию.
Берта уехала из Германии совсем маленькой, а потому она равнодушно читает о присоединении Австрии, о том, как бьют в синагогах окна. Ей кажется, что к ней все это не имеет никакого отношения. Берта радуется возвращению сына, радуется жизни, постепенно возвращающейся на круги своя. В последнее время они с Льюисом говорили еще меньше обычного, и его упрямство очень ее раздражает. Никогда он не смел противиться ее решениям, а сейчас вдруг пошел ей наперекор.
Он все жалуется, что она ни разу не ездила навестить девочку. А сам он ездит каждые две недели. Что же, она надорвется, что ли, от того, что съездит разочек?
Берта не может туда поехать. Не может по многим причинам. Кто-то должен остаться дома. А вдруг неожиданно нагрянут гости? Нельзя же, чтобы они не застали их обоих. Люди начнут болтать, спрашивать, куда это запропастились Мюллеры в такую жару? Мюллеры респектабельная семья, и их стиль жизни задает тон всему обществу. Все добропорядочные семьи равняются на них. Поползут слухи, начнутся расспросы. Хоть кто-то непременно должен остаться, и будет гораздо разумнее, если останется именно она.
И потом, ну чем она может помочь? Берта и сама была беременна. Она знает, как это тяжело. У всех все по-своему, но тяжело бывает обязательно. У Берты есть опыт в утешении только одной беременной женщины — себя. А доктор облегчал страдания сотен женщин. Так вот пусть и занимается тем, что умеет.
Но больше всего Берта боится возвращения того чувства, которое зашевелилось в ее душе тогда, во время поездки. Боится, что сердце снова начнет разрываться.
Надорвется ли она, если съездит разочек?
Может, и надорвется.
Как-то вечером они садятся ужинать, и тут появляется горничная и кладет на стол перед Бертой сложенную записку. «Мадам», — шепчет она. Берта совсем было собралась отругать ее как следует, но записка слегка приоткрывается, становится видна подпись: «Доктор Фетчетт». Берта сует бумажку под фужер.
После ужина она запирается в своей гостиной.
«Дорогие мистер и миссис Мюллер!
Убедительно прошу вас срочно связаться со мной по телефону.
Всегда ваш,
доктор Фетчетт».
Берта снимает трубку и просит соединить ее с Территауном, номер 4-8-0-5-8.
Фетчетт отвечает сразу же. Слышен какой-то шум.
— Говорит миссис Льюис Мюллер.
— Роды уже начались. Я подумал, вы захотите об этом узнать.
Берта проводит пальцем по витому телефонному шнуру.
— Миссис Мюллер!
— Я слушаю.
— Вы приедете?
Она смотрит на часы. Половина девятого вечера.
— А до утра она родит?
— Думаю, да.
— Тогда не приеду. — Берта вешает трубку.
На следующее утро она требует, чтобы ей собрали сумку для пикника. Они с Дэвидом на целый день отправляются в Центральный парк.
Вечером Льюис возвращается из Территауна. Вид у него такой, будто он всю дорогу шел пешком. Рубашка пропотела, галстука нет, запонки тоже потерялись. Он проходит к себе в апартаменты и запирает дверь.
— Что с отцом?
— Он плохо себя чувствует. Тебе понравилось, как мы провели сегодня день?
— Ага.
— Прости? Я не расслышала.
— Да.
— Что «да»?
— Да, матушка.
— Не стоит благодарности. Ну, кто тебя любит больше всех на свете?
— Ты, матушка.
— Правильно. Что ты собираешься делать после ужина?
— Я поиграю на скрипке.
— А еще?
— Еще почитаю.
— А еще?
— Послушаю, как играют «янки».
— Вот не помню, чтобы я утверждала этот пункт.
— Давай его утвердим, ну пожалуйста!
— Сначала скрипка.
— Хорошо, матушка. Я могу идти?
— Разумеется.
Он кладет салфетку на стол. Хороший мальчик.
— Матушка!
— Что, Дэвид?
— Можно я к отцу зайду?
— Не сегодня.
— Тогда передай ему, пожалуйста, что я желаю ему поскорее поправиться.
— Конечно, передам.
Он уходит, Берта тяжело опирается локтями на стол и трет виски. Горничная спрашивает, не желает ли хозяйка чего-нибудь еще.
— Нет, я пойду к мужу. Нас нельзя беспокоить ни при каких обстоятельствах. Вы поняли меня?
— Да, мэм.
Берта входит в лифт и готовится к битве.