Смерть Распутина была жестоким ударом для императрицы. Ее горе было безгранично. Все надежды, которые она на нем сосредоточила, рухнули, и она каждую минуту стала опасаться за жизнь сына и сделанного им предсказания о гибели династии, если его не станет. И началось ожидание, мучительное ожидание несчастья, которое, как ей казалось, невозможно было избежать. По ее приказанию великий князь Дмитрий и князь Феликс были подвергнуты аресту, хотя свобода от ареста была признанной прерогативой всех членов императорской семьи. Император, узнав о гибели Распутина, немедленно выехал в Царское Село. Он тоже был подавлен и все время находился в мрачном настроении.

Перед погребением Распутина императрица лично вложила в его руки письмо, где были такие строки: «Мой дорогой мученик, дай мне свое благословение, чтоб оно постоянно было со мной на скорбном пути, который остается мне пройти здесь на земле. И помяни нас на небесах в твоих святых молитвах. Александра»[417].

Императрица после похорон Распутина, на которых присутствовал император с четырьмя дочерьми, Протопопов, митрополит Питирим и Вырубова, еще больше ожесточилась против всего света, и она больше никому не доверяла. Больная неврозом и страхом за жизнь сына и династии императрица, когда закачался трон, когда германская клика агентов раскачивала его для своих политических целей, тоже была в одиночестве, и единственным человеком, оказывавшим ей поддержку, был министр внутренних дел Протопопов. На одном из приемов он упал перед ней на колени и пафосно воскликнул: «За вами я вижу лик Христа!»[418] Но он тоже был неизлечимо болен, и в стремлении удержать власть, случайно свалившуюся на него, Протопопов мог пойти и шел на самые различные ухищрения и подлости. Чтобы задобрить императрицу и успокоить ее нервы, он, как и Плеве, организовал в своем министерстве отдел, чиновники которого от имени разных групп населения России писали царице Александре Федоровне письма и посылали ей телеграммы, в которых звучали слова признательности за ее титанический труд по поддержанию стабильности в империи и выражали ей восторженные чувства любви и верности: «О, любезная государыня наша, мать и мудрая воспитательница нашего обожаемого царевича!.. Хранительница наших устоев и семейных очагов!..О, наша благочестивая и великая государыня!.. Спаси и защити нас от врагов… Мы уповаем только на тебя, спаси Россию и нас, грешных»…

Одновременно министр, вопреки мнению правительства, полицейскими и жандармскими методами усиливал преследование лояльных к самодержавию организаций, среди которых числился и Союз земств и городов России, кооперативные и земельные организации. Князь Львов решительно осудил эти меры: «Историческая власть страны стоит у бездны. Наша внутренняя разруха растет с каждым днем, и с каждым днем становится труднее организовать страну в уровень с великими требованиями, которые предъявляет ей война. Наше спасение в патриотизме, в нашем единении и ответственности перед родиной. Когда власть ставит преграды на пути к спасению, ответственность за судьбу родины должна принять на себя вся страна. Правительство, ставшее орудием в руках темных сил, ведет Россию по пути к гибели и колеблет царский трон. Должно быть создано правительство, достойное великого народа в один из величайших моментов его истории, сильное, ответственное перед народом и народным представительством. Пусть Государственная дума при начатой решительной борьбе помнит о великой ответственности и оправдает то доверие, с которым к ней обращается страна. Время не терпит, истекли все сроки для отсрочек, данные нам историей»[419].

В день похорон Распутина крупный промышленник Богданов давал у себя обед, на котором присутствовали члены императорской фамилии, члены Государственного совета, видные представители финансового капитала и офицеры военного министерства и гарнизона. Находившийся среди гостей магнат финансового и промышленного капитала Путилов, обращаясь к присутствующим гостям, сказал, что для спасения царствующей династии и монархического режима надо «собрать всех членов императорской фамилии, лидеров партий, Государственного совета и думы, а также представителей дворянства и армии, и торжественно объявить императора ослабевшим, не справляющимся со своей задачей, не способным дольше царствовать, и возвестить воцарение наследника под регентством одного из великих князей»[420].

В организацию заговора по отстранению Николая II от престола были вовлечены депутаты Государственной думы из «Прогрессивного блока», крупные промышленники, буржуазия и, конечно, генералы Ставки, больше всего знавшие пагубную роль царского окружения в принимаемых царем решениях. Всем им была обещана политическая поддержка правительств стран Антанты, кровно заинтересованных в том, чтобы Россия воевала вместе с ними с Германией и Австро-Венгрией до победного конца. В Лондоне и Париже понимали, что усиление германского влияния в России вело к активизации сил, толкавших страну к подписанию сепаратного мира с немцами, после чего немцы для войны с Англией и Францией могли снять с Восточного фронта до шестидесяти своих дивизий. Такого поворота событий нельзя было допустить. Центр всей европейской политики в тот период сместился на набережную Невы, где решалась судьба Николая II и коренные проблемы, связанные с продолжением войны и удержанием на стороне Антанты России, чья армия притягивала к себе половину сил Центральных держав.

После убийства Распутина Николай II стал неузнаваемым и чувствовалось, что император оказался подавленным и побежденным событиями, обрушившимися на него и страну: он стал замкнут, молчалив, с еле уловимым тревожным взглядом в глазах, в которых читалось одно, но царь говорил и действовал совсем по-другому, и эта раздвоенность мысли и душевных порывов, скрываемых им под личиной видимого благополучия, пугала всех, кто хотел сохранить монархию и страну для борьбы с врагом внешним и внутренним. Посол Франции Палеолог, встречавшийся с Николаем II после убийства Распутина, отмечал в своем дневнике, что царь «больше не верит ни в свою миссию, ни в свое дело; он, так сказать, отрекся внутренне, он уже примирился с мыслью о катастрофе и готов на жертву»[421].

Среди близкого окружения царя, с кем он ежедневно общался, советовался и принимал решения, совершенно не было русской знати, не запачкавшей себя сотрудничеством с интересами прусского юнкерства, и потому царь все время находился в своеобразном вакууме, обслуживание которого велось людьми, не желавшими выздоровления их пациента. Последний представитель русских аристократических кругов князь Алексей Орлов, который без страха докладывал Николаю горькую правду о положении дел в империи, под давлением двора покинул свой пост руководителя походной канцелярии царя и служил на Кавказе под водительством великого князя Николая Николаевича. Больше таких решительных людей, осмеливавшихся говорить императору правду, вокруг него не было, и это составляет одну из печальных страниц трагедии царской власти в России.