Такое низкое положение впадины обусловило и особенности ее климата. Давление воздуха в течение года сильно колеблется, и разность между средними давлениями в июле (минимальным) и январе (максимальным) достигает 30 мм, что составляет, вероятно, крайнюю величину для земного шара. И суточные колебания давления так же велики, как в некоторых тропических странах. Температура летних месяцев оказалась наибольшей в Азии и приравнивается к температуре в пустыне Сахара, достигая 44–48° в тени и 64° на солнце. По сухости воздуха и скудости атмосферных осадков впадина также представляет крайность: в 1894 г., по отчету Роборовского, дождь выпал только 22 раза, главным образом летом, а снег 3 раза, образовав слой толщиной не более 2 см; роса и иней наблюдались только в октябре и ноябре. Число ясных дней очень велико – 147, пасмурных было только 20. Ветры были главным образом восточные и западные, затем южные, наиболее сильные в апреле и мае, когда наблюдалось и большинство бурь. Пыльные туманы отмечены 19 раз, а сухие 90 раз, особенно в сентябре и октябре. Наибольшие морозы не превышали 21°, а средняя температура в декабре и январе была от –9 до –11°. Средняя годовая температура была +13,5°. В самом центре материка Азия оказался особый центр термической энергии.

11 сентября мы отправились дальше, с новым проводником, который должен был провести нас на один переход вглубь пустынного Чольтага, а затем довести до г. Урумчи. Два дня мы шли на запад по дну впадины, представлявшему солонцовую степь с отдельными саклями земледельцев среди пашен и деревьев на выходах ключей и кяризов, которые здесь все были короткие, не свыше километра, а следовательно, выводили немного воды; поэтому некоторые пашни получали орошение и засевались только раз в три года, а два года зарастали колючкой. С дороги виден был солончак Боджанте и соленое озерко в его западном конце. Зимой, когда прекращается орошение полей, вода всех кяризов стекает дальше, озерко сильно увеличивается и затопляет весь солончак. Попадались также развалины домов и заброшенные пашни на кяризах, переставших давать воду из-за обвалов и отсутствия ремонта. Дело в том, что подземную галерею ничем не крепят: крепь в этой безлесной стране обходилась бы слишком дорого. Поэтому кяриз нередко засоряется обвалами своего свода и требует ремонта.

Мы постепенно приближались к окраине солончака Боджанте, наконец достигли его и повернули на юг, к Чольтагу, пересекая конец солончака. Здесь это были совершенно голые полосы, похожие на пашню, вспаханную гигантским плугом: более или менее длинные борозды глубиной 0,5–0,7 м отделены друг от друга неровными грядками и кочками, состоящими из твердого бурого, ноздреватого суглинка, густо пропитанного гипсом. Эти полосы прерывались сухими руслами и лужайками с низкой, но густой травой, зарослями тростника и кустами тамариска; местами были видны голые, ровные глинистые площадки, местами голые, плоские бугры и грядки гипсового суглинка. Мы пересекли также широкое сухое русло, шедшее с запада и доставлявшее временную воду со стороны Токсуна в западном конце впадины; оно врезано на целый метр в эту гипсовую почву и покрыто грязно-белой соляной коркой.

К югу от солончака пошла солонцовая степь с гипсовыми буграми и зарослями тростника, вокруг которых скучивается темно-серый песок, надуваемый ветрами с солончака. Среди этой степи оказались два пресных колодца. У одного из них мы ночевали, а на следующий день, запасшись водой, тростником в качестве корма для животных и топливом, я налегке, верхом, с одним верблюдом для вьюка и проводником на осле сделал двухдневную экскурсию на юг, чтобы познакомиться с первой цепью Чольтага, ограничивающего Люкчунскую впадину.

За колодцами дорога из Турфана на Лобнор, по которой мы ехали, еще некоторое время пересекает бугристый солончак с кустами и зарослями, затем солонцовую степь и, наконец, выходит на пустынный пьедестал Чольтага, по которому мы полого поднимались 17–18 км до первых холмов хребта. Пьедестал совершенно лишен растительности и имеет песчаную почву, усыпанную щебнем. Так же пустынны, лишены всякой жизни первые холмы и гряды хребта, отчасти засыпанные нанесенным с севера песком, представляющие голые скалы и осыпи щебня. Среди этой пустыни мы остановились, и я прошел пешком еще несколько километров на юг, вглубь гор, характер которых оставался тот же – отдельные скалы, осыпи щебня и наносный песок. Вследствие обилия песка, вместо пустынного загара, которым так богат южный склон Тянь-Шаня, в Чольтаге сильно развита песчаная шлифовка утесов и щебня, поэтому строение гор было видно хорошо, и в нескольких местах удалось найти окаменелости – кораллы и ракушки, определившие возраст пород. Под пустынным загаром они были бы совершенно скрыты, и я бы не заметил их присутствия.

Чольтаг составляет северную цепь западного продолжения Бэйшаня, т. е. горной системы, которую мы пересекли на пути от р. Сулэйхэ в г. Хами и которая тянется непрерывно на запад до низовий р. Тарима и озер Лобнор. Эта западная часть Бэйшаня, носящая название Куруктаг, представляет полную пустыню; источники воды очень редки, между ними переходы от 50 до 90 км, вода часто горько-соленая, растительность еще скуднее. Люди редко посещают Куруктаг, где поэтому нашли себе убежище дикие верблюды, открытые Пржевальским. Охотятся за ними только зимой, когда можно возить с собой запас льда вместо воды или рассчитывать на выпадение снега и на пресный лед, образующийся при морозах на горько-соленых источниках.

Вернувшись из Чольтага к колодцу на солончаке Боджанте, мы пересекли последний и всю впадину в направлении на север, к г. Турфану, но, не доходя до этого города, свернули в широкий разрыв в цепи гор, ограничивающий впадину с севера. И на этом пути попадались кяризы с маленькими оазисами в солонцовой степи, местами развалины и скопления сыпучего песка. На стенах развалин можно было видеть работу ветра и переносимых им песчинок: верхушки глинобитных стен были закруглены, стены с наветренной стороны источены бороздами и впадинами, наиболее глубокими внизу, где количество переносимого песка, конечно, больше; поэтому иные стены, подточенные песком, упали. Кое-где в стенах были сквозные отверстия. Штукатурка из глины с соломой, кое-где уцелевшая, показывала, что стены местами стали вдвое тоньше. Попадались участки глинистой почвы, также источенной выветриванием и песком и представляющей «жарданги», или «ярданги», – валики или гребни из глины, отделенные друг от друга бороздами или впадинами, в которых виднелся песок, подстилающий слой глины. Эти жарданги в Куруктаге и пустыне Лобнора, где развеваются песчано-глинистые отложения прежних озер р. Тарима, достигают большого развития, и, судя по описаниям других путешественников, их острые, зубчатые гребни имеют 0,5–1 м высоты, если развеваемые пласты не горизонтальны, а наклонны.

В упомянутом разрыве в хр. Туюктаг, ограничивающем впадину с севера, с появлением обильных источников связан большой оазис г. Турфана, который остался в стороне. Мы прошли по западному, соседнему разрыву, в котором лежит оазис с. Яр, и направились на северо-запад по большой дороге в г. Урумчи. Эта дорога сначала идет вдоль северного подножия цепи Ямшинтаг, составляющей продолжение Туюктага; здесь попадаются небольшие оазисы на ключах. Затем дорога отклоняется от этого подножия и пересекает пустыню пьедестала Тянь-Шаня; песчаная почва ее усыпана щебнем. Здесь эта пустыня не так широка, как у Чиктыма, так как среди нее поднимаются плоские холмы и увалы Баян-Хоро, возле которых появляется вода источников, растительность и поселки. Эти холмы протягиваются до самого подножия Тянь-Шаня.