class="a">[601] Что же касается тех, кто осмеливается сделать ударение на роли римлян в смерти Иисуса, Блинцер не может «отделаться от ощущения, что они желают умалить, насколько возможно, вину евреев в смерти Иисуса». Для него «евреи остаются теми, кто из ненависти и нечестия шумно требовали смерти Божьему посланнику».[602]

Подобные теологи ничуть не отличаются в своей аргументации от человека – чье имя, слава Богу, осталось неизвестным, – посмотревшего в 1970 году спектакль «Страсти Господни» в Обераммергау: «Мы ведь не отрицаем, что Гитлер уничтожил миллионы евреев, поэтому и евреи не могут отрицать, что распяли Иисуса на кресте».[603] Отличие одной позиции от другой лишь в том, что, например, Блинцлер говорит о косвенной вине евреев; зритель из Обераммергау – о прямой вине.[604]

Факты были поставлены с ног на голову с самого начала, а теологи, подобные Блинцлеру и Штауфферу, всеми силами борются за выживание и упрочение этого безумия, противясь любым попыткам смягчить ситуацию. Корни антисемитизма находятся здесь, в этом отношении и в этом учении. Две тысячи лет они служили оправданием для ограничения прав евреев, их дискриминации, изгнания и истребления.[605]

Итак, очевидно, смерть Иисуса не принесла добра и спасения всем людям. Евреям на протяжении многих столетий, от Тита до Гитлера, Иисус приносил лишь беды и мучения. Его слова прощения «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (Лук. 23, 34),[606] несомненно, относятся ко всем людям, нарушившим заповедь о любви к ближнему, независимо от того, являются ли эти люди евреями, римлянами-язычниками или христианами (вспомним, что о христианах в современном смысле этого слова исторический Иисус еще не знал). Те, кто, играя роль «христиан», проповедуют любовь к ближнему, но на самом деле во имя Иисуса умышленно причиняют людям невыразимую боль и печаль, должны чувствовать не только двойное смущение перед Спасителем, но и глубочайший стыд!

В наши дни подавляющее большинство христианских теологов высказывают эту точку зрения. Процитирую четырех из них:

Карл Ранер:[607] «Христиане неоднократно проявляли по отношению к евреям ужаснейшую, вопиющую несправедливость. Мы должны быть готовыми к этому обвинению, мы должны дать возможность высказаться истцу, говорящему о том, как христиане поступали с евреями».

Ханс Кюнг:[608] «Нацистский антииудаизм был делом рук безбожных, антихристианских, преступников. Но он не был бы возможен без почти двухтысячелетней предыстории «христианского» антииудаизма, который не позволил христианам в Германии организовать широкий и эффективный фронт сопротивления».

Карл Барт:[609] «Церковь, которая в целом обязана евреям всем, что у нее есть, и по сей день остается в долгу перед ними».

Кардинал Беа:[610] «Осуждать весь еврейский народ, живший в то время, большая часть которого даже не слышала об Иисусе, было бы столь же несправедливо, как и наказывать шестьдесят миллионов немцев – в том числе и меня самого – за преступления Гитлера».

Добрый судья

В описаниях евангелистов, стремившихся переложить ответственность за насильственную смерть Иисуса на плечи евреев, Понтий Пилат предстает как весьма добродушный человек, которого сложившиеся обстоятельства вынудили пойти на подобный поступок. «…Иисуса, Которого вы предали и от Которого отреклись перед лицом Пилата, когда он полагал освободить Его» (Деян. 3, 13).

Штауффер соответственно комментирует:[611]

Пилат, однако, не только выказывает отвращение к кровопролитию, но и пытается избежать серьезного конфликта с еврейскими обвинителями. Предпринимая три попытки спасти Иисуса, Пилат старается по возможности не обидеть евреев… Этот человек, используя всевозможные доступные ему средства, борется за справедливый суд и защиту невинного.

Легко увидеть, что от евангелия к евангелию Пилат все больше реабилитируется. Уже в Евангелии от Марка (15, 12–13) трибунал становится местом опроса общественного мнения: еврейский народ требует распятия… С самого начала и до конца народ оказывается основной движущей силой:[612] «…что же хотите, чтобы я сделал с Тем, Которого вы называете Царем Иудейским? Они опять закричали: распни Его».

В Евангелии от Матфея (27, 24) Пилат перекладывает вину на стоящих перед ним людей: «…невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы». В Евангелии от Луки (23, 15) Пилат провозглашает невиновность Иисуса: «…ничего не найдено в Нем достойного смерти…» У Иоанна Пилат отчаянно пытается избежать необходимости выносить Иисусу приговор: «…возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его… Я никакой вины не нахожу в Нем… Вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины» (Иоан. 18, 31; 18, 38; 19, 4).

Марк утверждает, что Иисус был распят примерно в девять утра, а потому судебное разбирательство не могло продолжаться очень долго. Согласно четвертому евангелию, напротив, он был приговорен к смерти Пилатом в полдень; следовательно, распятие имело место не ранее чем в час дня.[613] Иоанн пытается показать, что Пилат очень долго сопротивлялся давлению со стороны евреев.[614] Что касается времени распятия, учение Церкви, как и в случае с датой смерти, отдает предпочтение версии Иоанна.

В противоположность прокуратору, якобы не проинформированному об обстоятельствах дела и беседующему с окружающими вежливо, еврейские обвинители с самого начала отвечают на его вопрос, касающийся характера обвинения, в дерзком и требовательном тоне:[615] «Пилат вышел к ним и сказал: в чем вы обвиняете Человека Сего? Они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе» (Иоан. 18, 29–30). Хотя Пилат не получает ответа на свой вопрос и просит евреев перестать докучать ему с этим делом, он точно знает, о чем идет речь. Он приглашает Иисуса войти в преторию и откровенно спрашивает его: «…Ты Царь Иудейский?» (Иоан. 18, 33). В ответ он слышит встречный вопрос Иисуса: «…от себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?» (Иоан. 18, 34). Далее следует разговор, в ходе которого Пилат все больше и больше убеждается в невиновности Иисуса: «…Царство Мое не от мира сего… Ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть истина?» (Иоан. 18, 36–38).

Когда судья выходит из претории, чтобы объявить о результате допроса, толпа вынуждает его почувствовать себя неуверенно. Затем, после того, как он несколько раз входит и выходит из претории – «из Понтия в Пилата», как гласит поговорка, – его мнение изменяется в пользу толпы: