Надо сказать, солдатским и военно-революционным комитетам постоянно приходилось разрешать конфликты, связанные с разделом военного имущества между демобилизованными солдатами, о чем постоянно сообщалось в донесениях и сводках сведений о настроении, поступавших в декабре — январе в Ставку. Так, из одной части 5-й армии Северного фронта в январе доносили, что в Двинске из денежного ящика увольнявшиеся от службы солдаты похитили 80 тыс. рублей, а в 302-м пехотном Суражском полку разграбили цейхгауз, забрав имущество на 40 тыс. рублей. В донесении отмечалось, что все демобилизуемые солдаты в категорической форме требовали «нового обмундирования, обуви, раздела экономических сумм или денежных пособий».

В конце декабря в 1-й и 2-й пулеметных командах 182-го пехотного Гроховского полка 11-й армии Юго-Западного фронта демобилизуемые солдаты пытались поделить имущество этих подразделений. Инцидент рассматривался на заседании демобилизационной комиссии при полковом ревкоме. В принятой им резолюции отмечалось, что «полковой ВРК резко осуждает товарищей пулеметчиков [за] намерения расточ[ить] имущество, так как таковое есть общенародное достояние. [Он] категорически требует от комитетов и командного состава пулеметных команд никаких самочинных действий не допускать».

Весьма острый характер приняла в действующей армии и проблема оружия. Вопрос о том, оставлять ли демобилизуемым солдатам винтовки, приобрел политическую окраску. Солдаты стремились унести их с собой. Здесь следует напомнить, что первый декрет Совнаркома о демобилизации от 10 ноября однозначно давал ответ на этот вопрос: оружие следует сдавать полковым комитетам. Но данный декрет касался увольнения солдат только призыва 1899 г., и его не приняли как общую директиву. Солдаты настаивали, чтобы оружие было сохранено за ними, принимая на митингах, фронтовых и армейских съездах соответствующие резолюции, наказы, решения. Например, в наказе своему делегату, избранному в начале декабря на 3-й чрезвычайный съезд солдатских депутатов 3-й армии Западного фронта, солдаты 8-й пехотной дивизии внесли в пункт о демобилизации требование о том, чтобы «увольняемые домой отправлялись с оружием в руках».

Аналогичных наказов и резолюций было немало. Зачастую солдатские и военно-революционные комитеты, не желая вступать в конфликт с солдатами, удовлетворяли эти требования. Именно так, к примеру, поступил в созданный 16 декабря демобилизационный комитет при ВРК 21-й пехотной дивизии 7-й армии Юго-Западного фронта. Проводя увольнение от службы солдат 1900 и 1901 гг. призыва, комитет постановил: «Увольнять с оружием тех, у которых таковое имеется на руках». То же сообщалось в рапорте штаба Кавказской армии, отправленном 22 декабря в штаб Кавказского фронта: в 24-м Кавказском стрелковом полку «по постановлению полкового комитета увольняемые домой и в отпуск уходят с винтовками».

Нередки были и случаи самовольного уноса оружия. В докладе, поступившем 16 декабря в Ставку с Юго-Западного фронта, в частности, сообщалось, что казаки 5-й Донской казачьей дивизии, подлежащей расформированию, «винтовок не возвращают». Командование пыталось предотвратить подобные случаи. Так, выборный главнокомандующий армиями Западного фронта большевик прапорщик А.Ф. Мясников в специальном приказе, изданном в начале декабря, писал: «До моего сведения дошло, что солдаты, увольняемые от службы… при своем отъезде из частей берут с собой для отвоза на родину оружие и снаряжение. Это совершенно недопустимо. Прошу указанное теперь же разъяснить солдатам и ответственность за неисполнение настоящего моего приказания возлагаю на соответствующие комитеты и командный состав». Как воспринимались в войсках подобного рода приказы, можно судить по тому, что редакция опубликовавшей распоряжение Мясникова газеты «Известия ВРК 3-й армии» сочла возможным в том же номере напечатать подборку наказов солдат, выражавших требование демобилизовать их только с оружием.

13 декабря Верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко направил в войска телеграмму, в которой объявлялось, что «согласно полученному от народных комиссаров извещению в настоящее время разрабатывается план перехода от постоянной армии к всеобщему вооружению народа, ввиду чего приказываю солдатам, увольняемым от службы, оружия и снаряжения не выдавать».

В близком к приказу Крыленко духе вопрос об оружии трактовал и Общеармейский съезд по демобилизации. В его решении, принятом 2 января, указывалось, что «при частичной демобилизации солдаты отпускаются на родину без оружия», при общей же демобилизации, которая будет проведена только после заключения мирного договора с противником, «все оружие равномерно распределяется по территории Российской республики» по указанию ВЦИК Советов и «по его же указанию определяется и способ вооружения народа».

Ясность, внесенная Общеармейским съездом во многие спорные вопросы, позволила местным демобилизационным комиссиям в дальнейшем проводить демобилизацию более организованно и планомерно, да и намного быстрее. Если за ноябрь — декабрь домой были отпущены военнослужащие трех возрастов призыва, то за один январь — восьми (с 1902 по 1909 гг.).

Однако и в начале 1918 г. этот процесс не везде проходил гладко. Если на ближних фронтах — Северном, Западном — и отчасти Юго-Западном он шел относительно спокойно, то на дальних — Румынском и Кавказском —

дело обстояло иначе. На Румынском фронте работа по демобилизации серьезно осложнялась враждебными действиями Центральной рады и командования румынских войск, стремившихся завладеть огромным военным имуществом Русской армии. Чтобы не допустить вооруженных столкновений с румынскими войсками и украинскими вооруженными формированиями, Верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко 8 января отдал приказ «немедленно приступить к организации планомерного отхода частей с территории Румынии».

Такие вынужденные действия, естественно, вносили коррективы в ход демобилизации, и местным большевизированным солдатским комитетам приходилось в сжатые сроки решать связанные с ней проблемы. Однако в целом солдатские организации частей и соединений Румынского фронта, преодолевая огромные трудности, смогли организовать планомерный отход значительной части войск и вывоз военного имущества с территории Румынии в тыл — в районы Тирасполя, Луганска и другие, где в марте — начале апреля и была завершена демобилизация.

На Кавказском фронте данный процесс также проходил в условиях отхода частей и соединений в тыловой район. В приказе ВРК Кавказской армии от 31 декабря предписывалось всем военно-революционным комитетам частей и соединений фронта «немедленно приступить к планомерному отводу значительной части войск, оставив необходимые позиционные заслоны по охране для складов, средств связи и транспорта». В изданном в тот же день другом приказе армейского ревкома солдатам разъяснялось, что «оружие может быть оставлено в руках эшелонов, уходящих в полном порядке с фронта, или команд, увольняемых со службы, и отпускных, идущих организованно под командой. У солдат, уходящих с фронта самовольно, одиночным порядком, оружие должно отбираться на одной из узловых станций Закавказской железной дороги».

Такие меры принимались для того, чтобы оружие и другое военное имущество было сохранено и доставлено в пункты расформирования воинских частей, а также не стало добычей местных вооруженных формирований, созданных, как уже говорилось, Закавказским комиссариатом. Как и на других фронтах, на Кавказском были почти повсеместно созданы демобилизационные комиссии. Начало их созданию положил приказ ВРК Кавказской армии № 6 от 2 января, опубликованный 14 января в «Известиях Бакинского Совета». А 7 марта ревком Кавказской армии выпустил постановление о завершении демобилизации на Кавказском фронте. В документе, в частности, говорилось, что «всем уволенным солдатам военно-революционные комитеты должны оказать содействие охраной и сопровождением бронированными поездами при передвижении безоружных эшелонов».