– А ещё она сказала, что вы… – пропела Василенко, заливаясь, как соловей.

– Вы сейчас на приёме, госпожа Василенко? – поинтересовалась я покорным голоском.

– Да, – она кивнула, – а что случилось?

– Вот этой замечательной женщине, – я показала на пожилую госпожу, – срочно требуется рецепт на настой пустырника.

– Ага, – поддержала меня пациентка.

Василенко окаменела. Горящее счастьем лицо стало походить на маску каменной статуи.

– Прошу вас, госпожа Василенко, помогите мне, – томно выдохнула я. – Ведь, судя по всему, сейчас у вас никого нет.

– Ага, – пожилая госпожа довольно закивала, отвечая за ошарашенную Василенко.

Поймав боковым взглядом резко побагровевшее лицо коллеги, и сообразив, что возмездие вот-вот начнётся, я ринулась в холл. В кабинет решила не заходить и, расталкивая скопившийся народ, сразу побежала к госпоже Стоун.

Стоун была не одна. В кресле у её стола, панибратски развалившись, сидел господин Эринберг. Я едва не потеряла сознание в дверях, когда его сонный взгляд прицелился в мой лоб.

– Зайдите, госпожа Альтеррони, – холодно отчеканила Стоун.

– Но… – всё внутри прекратилось в ледяную глыбу. Неужели он уже успел на меня нажаловаться?!

– Зайдите, здесь ничего секретного.

Повинуясь, я сделала шаг вперёд и закрыла за собой дверь. Дорогое травяное амбрэ, исходящее от Эринберга, защекотало нос. Сердце гулко отстукивало чечётку в висках.

– Продолжайте, господин Эринберг, – Стоун словно поменяла лицо.

– Я требую наказать вашу сотрудницу, – презрительный взгляд Эринберга полоснул меня, как отточенное лезвие. – И применить к ней самые жестокие методы, вплоть до крупных штрафов и запрета заниматься жреческой деятельностью.

Мир покрылся непрозрачными синяками. В голове загрохотал колокол: дон, дон, дон… Так вот, для чего она позвала меня! Поджилки затряслись, как свежий холодец, и я уцепилась за край кушетки, чтобы не свалиться навзничь. Проблемы с Эринбергом – приятный бонус к моей сумасшедшей жизни. Получите и распишитесь.

– Вам нехорошо, госпожа Альтеррони? – Стоун обеспокоенно покосилась на меня.

– Всё в порядке, – выдохнула я, с трудом заставляя себя сидеть неподвижно.

– Господин Эринберг, – проговорила Стоун. – Ваши слова больше походят на наговор. Ваш квартал обслуживает не эта жрица.

Что я слышу? Стоун заступается за меня?! Когда такое происходило последний раз? Кажется, никогда.

– Неважно, кто его обслуживает, – Эринберг сминал слова. – Госпожа незаконно проникла в мой сад, и должна ответить за это. Пусть скажет спасибо, что я смиловался и не сдал её дозорным.

– Спасибо, – буркнула я себе под нос. Губы онемели и будто покрылись слоем засыхающей глины.

– Люди должны знать, что их личная безопасность под угрозой, – добавил Эринберг, поднимаясь с места. – По крайней мере, до тех пор, пока в этой амбулатории работает жрица Василенко.

Эринберг удалился, громко хлопнув дверью. Облегчение снизошло, подобно проливному дождю в засушливый сезон. Моя хитрость сработала на меня! Я долго таращилась в стену, не в силах поверить, что беда прошла мимо.

– Оговорил святого человека, – раздражённо буркнула Стоун. От одной мысли о святости Василенко мне захотелось выпрыгнуть в окно. – Считает, что, раз есть деньги, ему всё можно.

– Богатые мыслят иными категориями, – отметила я. – Но деньги совершенно не определяют сути.

– К слову, о деньгах, – Стоун перевела на меня напряжённый взгляд. – Что делать будем, госпожа Альтеррони?

– В каком плане? – я развела руками.

– У вас недоработка плана, – госпожа Стоун деловито сложила руки. – Сорок процентов по домашним вызовам и пятнадцать – по амбулаторным посещениям. И четыре ушедших на участке за сезон. Это больше, чем у кого-либо.

– Из-за этого вы меня вызвали с утра пораньше?! – моему возмущению не было предела. – Может, отдавать занемогшим распоряжения, когда и как отправляться к Покровителям?! Или развесить им на двери даты ухода, и пусть как-нибудь справляются без помощи высших сил?!

– Не умничайте, – отрезала Стоун. – Совет дерёт с нас три шкуры, и вы это знаете. Дали план – будьте любезны выполнить. Делайте активные визиты на дом.

– Василенко, вон, сделала, – втайне торжествуя, я покосилась на дверь. Если уж играть, то на полную. – Занемогший пришёл жаловаться. Им палец в рот не клади – руку оттяпают.

– Ну что ж, пишите объяснительную, – Стоун жестом пригласила сесть в кресло.

– Какую ещё объяснительную?!

– Объясняйте в письменной форме, почему четыре занемогших с вашего участка ушли к Покровителям в течение сезона.

– Потому что, когда человеку восемьдесят-девяносто годовых циклов, уйти к Покровителям – это вполне естественно! – я наклонилась над столом, бросая начальнице вызов. – Нефилимы и того меньше живут. Любая жизнь имеет один исход, и хорошо, если он приходит не в молодости. Не находите, госпожа Стоун?

– Вот и напишите это, – бросила Стоун раздражённо. – Мне перед Советом отчитываться, а не вам.

Я долго кусала перо, выводя послание к коллективной совести Совета. Пожалуй, это был первый случай в моей практике, когда лекции по философии действительно пригодились.

Но, увы, объяснительная оказалась не самым страшным испытанием. Когда я вышла из амбулатории, у порога меня встречал Йозеф. Без цветов, как бывало обычно, зато с большой холщовой сумкой на ремне. Убежать и спрятаться не получилось бы при всём желании: наши взгляды пересеклись сразу.

Заметив меня, Йозеф неловко шагнул навстречу. Его лицо осветила улыбка: то ли радостная, то ли саркастическая. Посмотришь со стороны – просто образцовый мужчина, и не скажешь, что жену избивает.

– Чего нужно? – мой голос звучал ровно, хотя внутри нарастала паника. Сейчас, сейчас он начнёт распускать руки и отделает меня перед лицом коллег!

– Ты не передумала? – спросил он сходу и улыбнулся ещё шире.

– Я больше с тобой не живу, – ответила, на всякий случай попятившись. – Это моё последнее слово.

– Точно последнее? – в голосе Йозефа послышалось недовольство. Дыхание остановилось, когда он сделал уверенный шаг навстречу. – Ты хорошо подумала, Сирилла?

И тут я не выдержала и побежала. Оттолкнувшись от ступенек, прыгнула на парадную дорожку и рванула к воротам, надеясь, что Йозеф не помчится следом. Как же я ошибалась! Грубая хватка настигла меня, едва я успела сделать пару шагов. Сильные ладони сомкнулись, обхватывая руку.

– Стой, глупая! – пролетело над плечом.

Я взвизгнула от боли, как поросёнок под ножом мясника, и рванула руку. С трудом освободившись, помчалась к воротам. Мостовая, расчерченная линиями теней, мелькала под ногами, уносясь назад. Только бы не упасть!