– Bonne chance, ребята!

– Bonne chance!

И полетела из-под копыт желто-серая дорожная пыль. Скрипели седла, и солнце палило над головами всадников. Справа тянулась нескончаемая зеленая низменность, изредка разбавляемая буковыми рощицами и засеянными пшеницей и люцерной полями. А в остальном – ровно все, плоско. И справа виднелась точно такая же плоскость, правда, не зеленая, а голубая. Море! Вот оно, рядом.

– Смотрите-ка, парни! – оглянувшись, вдруг закричал Митька.

– Что такое? Ах, да…

Они уже проехали немало, но позади, стоило только повернуть голову, по-прежнему маячила жутко-прекрасная остроконечная громада Мон-Сен-Мишеля. Пусть уже далеко, пусть – у самого горизонта, но все же… Словно бы не желала расставаться.

– Красиво как… – тихо заметил Митрий. – Благостно.

– Ну, хватит смотреть. – Иван с улыбкой поправил на голове шляпу. – В путь, друзья, в путь! Уверен – все сладится. Да поможет нам святой Михаил!

– И – Богородица Тихвинская! – негромко добавил Прохор. – Bonne chance.

Туанета (входя ):

– Иду, иду!

Арган:

– Ах ты, сукина дочь! Ах ты, стерва!

Жан-Батист Мольер. «Мнимый больной»

Август 1604 г. Западное побережье Нормандии

Местечко называлось Сен-Жермен-сюр-О и располагалось на берегу живописной бухточки, примерно на одинаковом расстоянии от Сен-Ло и Шербура. Путники добрались туда к концу второго дня пути и, подумав, решили заночевать – больно уж понравилась округа, да тем более куда на ночь глядя ехать? Можно и заплутать ненароком, поди потом отыщи в темноте дорогу, а берега частенько бывали обрывистыми – не дай бог, что случись – лошадей потом не удержишь. Да и вообще…

Пока поили лошадей в нешироком ручье, Митрий вызвался осмотреть местность. Убежал – и ни слуху ни духу.

– И куда его черти понесли? – погладив по холке коня, нахмурился Прохор. – Сказали же – далеко не уходить!

– А я и не далеко вовсе, – откуда-то из-за кустов нахально отозвался Митрий. – Тут, рядом.

– И что ты там делаешь?

– Смотрю.

– Смотришь? И на что же?

– А сами-то подойдите… Только осторожней. И коней лучше бы привязать.

– Что?

Иван с Прохором переглянулись и, быстро привязав коней, отправились на голос приятеля.

Долго шагать не пришлось – Митька находился сразу же за деревьями, в зарослях дрока. Вернее сказать, лежал в траве и что-то высматривал.

– Чего там?

– Тсс! – Парень, обернувшись, приложил палец к губам и задорно подмигнул приятелям. – Эвон, у моря-то, гляньте!

Молодые люди тут же последовали примеру своего младшего сотоварища: стараясь не шуметь, подобрались к кустам, отвели руками ветки… О святой Михаил! Вот уж и в самом деле было на что посмотреть, точнее сказать – на кого…

Ласковые золотисто-оранжевые лучи заходящего солнца освещали редкие зеленые кустики и белый песок пляжа, нежно омываемого палевым прибоем залива. На песке, вытянув ноги в море, отдыхая, лежали нагие купальщицы – четыре красавицы девы. Лиц девушек, правда, было не разглядеть из-за бившего прямо в глаза солнца, да и тела их казались черными, но тем не менее все почему-то решили, что перед ними – красавицы. А как же иначе?

– Ну, Митька, – прошептал Прохор. – Ну, срамник… Чего подглядываешь-то?

– А ты чего?

Прохор хохотнул:

– А я так, за компанию. Смотри-ка, вроде опять купаться идут…

– Да нет, уходят. – Митрий вздохнул. – Вон, одеваются.

– Что ж, – поднимаясь на ноги, усмехнулся Иван. – Ничего не скажешь, красивые девушки. Ну, хватит смотреть, нам еще ночлег искать надо.

– Так, может, прямо здесь и заночевать? – с ходу предложил Прохор. – Разведем костерок, наловим рыбы, эх, такую ушицу заделаем! Объедение!

– Ага, объедение, – с усмешкой обернулся Митька. – Ты сперва узнай – чья это земля и можно ли без разрешения хозяев ловить в бухте рыбу? Как бы потом самого не поймали!

– Ага, поймают, как же! Устанут ловить!

– Митрий прав. – Иван нетерпеливо прервал начинающийся спор. – Здесь, Проша, нет земли без господина. И эта бухточка, и пляж, и лужайка явно кому-то принадлежат, может быть – местному муниципалитету, а может – какому-нибудь маркизу или барону. Митька, не помнишь, как называется ближайший городок?

– Встречный козопас говорил – Сен-Жермен-сюр-О, по-нашему значит град Святого Германа на каком-то «О». «О» – верно, так ручей называется.

Прохор усмехнулся:

– У них любая вода – «о».

– Ну уж нет! – Митрию, видать, так и хотелось поспорить. – Вода у них – «л’о» называется. С артиклем.

– А я вот подумал…

– А ты не думай!

– …подумал – а не дать ли тебе по шее, Митька?

Прохор шутя накинулся на приятеля, этакая-то детинушка, Митька аж закричал, хохоча:

– Слезай, слезай, раздавишь!

– И впрямь раздавишь, – недовольно нахмурился Иван.

– Вот, вот, – смеясь, отозвался отрок. – Что, девчонки ушли уже?

– Ушли. Будут они нас дожидаться!

– А жаль! – Выпроставшись из-под грузного здоровяка Прохора, Митька бросился обратно к кустам. – И впрямь уходят. Во-он уже где идут. Опа! Обернулись… Точно обернулись! Помахать им рукой, что ли?

– Я те помашу! Иди лучше коня отвязывай, сейчас поедем.

Уже стемнело, когда путники достигли деревни или, лучше сказать, небольшого городка – десятка полтора каменных двух– и трехэтажных домов, мощеная улочка, площадь с нарядным зданием и церковью.

– Нет, это, скорее всего, город, – определенно высказался Митрий. – Вон и площадь, и ратуша, и колокольня… Где вот люди только?

Центральная – а впрочем, и единственная – площадь городка и в самом деле выглядела безлюдно. Хотя нет – возле церкви возился с клумбой служитель, а за ратушей слышались веселые детские голоса.

– Ужо сейчас их по домам-то загонят. – Прохор усмехнулся в усы.

И точно – словно услышав его слова, повысовывались из окон домов озабоченные мамаши, загоняя домой своих припозднившихся чад:

– Огюст, быстро домой!

– Мишель. Мишель, зайчик мой!

– Рене-Жан!

– Огюст, я кому сказала?

– Мишель, останешься без ужина!

– Рене-Жан!

– Огюст, сейчас отец розги возьмет!

Иван улыбнулся и осмотрелся вокруг – спросить, где тут постоялый двор. Позади как раз шла какая-то девушка в голубой бархатной шапочке и таком же переднике поверх полотняной рубашки и длинной юбки в крупную черно-желтую клетку. Симпатичная такая крестьяночка с милым приветливым личиком, вся аккуратненькая, на щечках ямочки и сабо этак по мостовой – цок-цок-цок.