его больше никто и не видел. Так что мог он ноги салом смазать давным-давно, однако другая закавыка имеется. На совещании только что слышали оба, надеюсь, намотали на ус о неизвестном гражданине, который к умирающему ночью врача приволок. Человек этот опасный, готовыми надо быть ко всему… А в общем-то, как обычно.

И он скомандовал на выход. Время поджимало.

Х

Южный вечер стремительно упрятал улицы в мрак, да помог ему дождь, неприятно моросящий с обложного неба, поэтому, обманув надежды Турина, встреча у театра не затянулась. Замерла подкатившая пролётка у тусклых фонарей подъезда, распахнулась дверь, и выскочивший Задов увлёк ступившую к нему гостью, прикрывая зонтом от ненастья. Лишь долговязый Самсоныч, не успевший за ними, съёжился у захлопнувшейся перед самым его носом дверью, сплюнул от досады, постоял, перекинулся несколькими фразами с извозчиком, проклиная непогоду, и тоже унёс своё непослушное жирафообразное туловище с дождя.

— Отсюда разве углядеть? — жаловался и расстраивался Ширинкин, вскидывая глаза на Турина; спрятаться за углом под балконом здания напротив в тридцати — сорока метрах от подъезда была его идея.

— Не горячись, Корней Иванович, — поучал Турин, сам изрядно вымокший, покуривая и пряча огонёк папироски в рукав плаща. — Наше дело — ждать. Пока все соберутся.

— Прикатила. Чего ж зазря мокнуть? — не унимался участковый.

— Пять, семь минут не повредят. Я не уверен, что Дилижанс с Марьяном прибыли, а их присутствие обязательно. Дилижанс меня сюда пригласил, как без него? А Лев Наумович Марьян — его хвостик.

— Вам, да ещё приглашение ждать! — возмущался участковый.

— Ну знаешь… Меня сюда вроде как генерала на свадьбу, — отшутился тот добродушно.

— Что же по углам жаться? — напирал продрогший Ширинкин. — За столом-то уж точно веселей, да и дела свои быстро сварганим.

— Помолчи, Корней Иванович, — оборвал его тихо, но уже построже Турин. — Не видели мы с тобой ни Дилижанса, ни Марьяна, а им ведь стол накрывать для певички. Им и ручки целовать артистке да комплименты сыпать, материальную да финансовую часть обеспечивают тузы.

— Там они оба, — не терпелось участковому. — Тем более раньше всех обязаны прибежать.

— Сомневаюсь я. Уж больно плохо выглядел Корней Аркадьевич, когда меня приглашал. Людей своих с пристани они с Марьяном пришлют, конечно, заранее, а вот не заспал бы он сам.

— Такое мероприятие не проспит!

— Ну хорошо, хорошо. Если и собрались, там сейчас прелюдии да овации наблюдаются. Нам с тобой эту часть можно пропустить. Видишь, певичка извозчику приказала ждать, значит, долго задерживаться не собирается, а следовательно, сядут они за стол, заздравный тост — и вручит ей в руки Григорий Иванович гитару. Вот тогда наше с тобой времечко и настанет.

— Продрог я, как собака! — явно завидуя тем, кто сейчас за праздничным столом, откровенно посетовал Ширинкин и выругался без злобы. — Водочку небось попивают, сволочи, а тут мёрзни.

— Подадут и нам рюмочку, — хлопнул его по плечу Турин и сжалился. — Ну ладно. Шагай вперёд, да не торопись. Пошло наше время.

Приподняв воротники, они, обходя лужи, перешли дорогу, приблизились к подъезду и услышали едва различимые звуки музыки и шум голосов. Турин дёрнул шнурок у двери, отозвался весёлый колокольчик. Ждать не пришлось. Самсоныч, не успев далеко отлучиться или поджидая поблизости, высунулся в дверь с кислой физиономией, но тут же преобразился любезной улыбкой, узрев перед собой начальника губрозыска:

— Василий Евлампиевич! Проходите! — Он распахнул дверь. — Дожидаться вас приказано Корнеем Аркадьевичем, я уж выглядывал, выглядывал, промок насквозь, начал сомневаться…

— Врёт старый хрыч и не краснеет, — буркнул участковый, протискиваясь внутрь за спиной Турина, пока тот, остановившись, выслушивал любезности швейцара.

— Пожалуйте-с ваши одежды, — принял их плащи старик, — я им местечко подыщу-с специальное, чтоб они просохли-с.

— Спасибо, Самсоныч! — скинув плащ, потёр руки Турин, поджидая раздевающегося Ширинкина. — Ты нас не провожай. В кабинете у Григория Ивановича гости собрались?

— У него-с. Там уютнее и теплей. А в залах теперь замёрзнешь. Их же трое с дамочками да Маргарита Львовна.

— Вот бабники чёртовы! — бубнил участковый. — Седина в башку, а не успокоятся.

— Я туда дорогу найду. Ты свет-то не включай. — Турин остановил всё же двинувшегося было за ними швейцара. — Мы осторожненько, лбы не разобьём, не опасайся.

— Да что же не включать-то? — удивился тот. — Вы гости дорогие!

— Это тебе мы дорогие, а им бы нас век не видать, — бурчал своё Ширинкин, но уже не так злобно, видно согреваясь и озираясь в потёмках.

— Давай за мной, да смотри не наткнись на чего, — скомандовал Турин, — они свет притушили здесь, чтоб внимание не привлекать, это в стиле Григория Ивановича. Тот ещё ловелас! Ты по огонькам ориентируйся, они как раз к нужному месту и приведут.

В театре действительно царил полумрак, если не считать светящегося рожка над входной дверью да лампы у гардероба, лишь подсветка из мелких лампочек на стенах как ориентир определяла направление, по которому следовало двигаться к отдалённому кабинету, из полуоткрытой двери которого доносились голоса и музыка.

Когда они подобрались ближе, смолкли бурные хлопки, зазвучали струны гитары и нежный женский голос заставил их замереть:

— Зажгите свечи, господа, зажгите свечи,

Особенным сегодня будет этот вечер.

Пусть за окном танцует дождь по тесным лужам,

Сирени свежий аромат ласкает души…

— Она, Василий Евлампиевич! Ей-богу, она! — ещё не видя певицу, задёргал за рукав Турина Ширинкин.

Он весь изогнулся, стараясь заглянуть в дверь, но Турин мешал ему, почему-то не входя, а застыв столбом у самого порога.

— Василий Евлампиевич! — попробовал потеснить его участковый. — Позвольте я гляну.

Он поднял глаза на Турина и смолк — тот опёрся о стену, опасаясь упасть, взгляд устремлён вперёд в одну точку, а в лице ни кровинки.

Голос певицы набирал силу:

— Вы чуть устали, господа, на этой встрече

Гитара пусть звучит для вас, звучит и лечит.

Среди забот и суеты есть майский вечер,

Трава и звёзды, и мечты о скором лете.

Остановитесь, скорый шаг замедлить надо

И посмотреть, а кто же Тот, что с Вами рядом.

И этот Кто-то, может быть, Вам станет другом.

Наступит день, когда он Вам протянет руку.

Не отвергайте, господа, внезапной встречи.

Возможно, что самой судьбой Ваш путь отмечен.

Зажгите свечи, господа, зажгите свечи,

И пусть запомнится надолго этот вечер[45].

Отзвучал голос, гитара смолкла, и смолкли крики «Браво!»,