Агент прошагал четыреста ярдов по перекопанному газону, примыкающему к парковке. Он ловко пробрался через толпу, подошел к ограждению и, щуря серебристые глаза, в небольшой бинокль стал разглядывать море стоящих на парковке машин.

— Детектив, можно вас? — Пендергаст спрятал бинокль и перегнулся через ограждение, пытаясь привлечь внимание двух полисменов, которые что-то обсуждали, уткнувшись в планшет. Пендергаста они усердно игнорировали. — Детективы! Простите, пожалуйста…

Один из них повернулся — с явной неохотой.

— Да?

— Подойдите, пожалуйста… — Пендергаст сделал приглашающий жест.

— Сэр, мы вообще-то заняты.

— Прошу вас, это очень важно. У меня есть информация.

Его заискивающий тон рассердил Хейворд: Пендергаст как будто нарочно нарывался на отказ. Она-то старалась подружиться с местной полицией, и меньше всего ей хотелось, чтобы Пендергаст все испортил.

Детектив подошел ближе.

— Вы видели, как все было?

— Нет. Зато я вижу вот это. — Пендергаст ткнул пальцем в сторону парковки.

— Что? — Детектив посмотрел в указанном направлении.

— Белая «Субару». В правой передней дверце, прямо под окном, — дырка от пули.

Полицейский неспешно стал пробираться среди машин к белой «Субару». Нагнулся. Через секунду резко выпрямился и стал, размахивая руками, звать остальных.

— Джордж! Джордж! Давай сюда бригаду. Здесь дырка в дверце!

Криминалисты поспешили к машине, а детектив быстро вернулся к Пендергасту.

— И как вы ее разглядели? — с интересом спросил он, прищурив глаза.

— У меня прекрасное зрение. — Пендергасте улыбкой склонился к полицейскому. — И если вы позволите высказаться случайному прохожему, то, учитывая расположение пулевого отверстия и позу жертвы, не помешает осмотреть кусты у южного угла здания как наиболее вероятную огневую позицию.

Детектив повел глазами в сторону здания, мигом оценил траекторию.

— Верно!

Он махнул двум своим коллегам и стал что-то им говорить.

Пендергаст двинулся прочь.

— Сэр! Минуточку, сэр!

Однако агент уже смешался с общей сумятицей. Он двигался к управлению с Хейворд в хвосте, не выделяясь из толпы. Только вместо того, чтобы пойти к припаркованной на стоянке машине, он повернулся и вошел в управление регистрации актов гражданского состояния.

— Интересная получилась беседа — заметила Хейворд.

— Простая порядочность требовала хоть чем-то им помочь. А нам нужен любой кончик, за который можно уцепиться.

Они направились к стойке администратора в приемной.

— Наш противник совершил второй неверный шаг, — на ходу заметил Пендергаст.

— Какой именно?

Не отвечая, Пендергаст повернулся к администратору.

— Нам нужно увидеть документы, касающиеся Джун Броди. Они, вероятно, еще не убраны в хранилище — сегодня утром их смотрел один джентльмен.

Женщина достала папку из стопки бумаг.

— Ну ладно, я сдаюсь, — сказала Хейворд Пендергасту. — Какой же был первый неверный шаг?

— Он промахнулся по мне и попал в Винсента.

Нью-Йорк

Джон Фелдер спустился со свидетельской кафедры и занял свое место. Шло слушание по делу о принудительной госпитализации. Доктор старался не смотреть в сторону обвиняемой, Констанс Грин, — чем-то его серьезно нервировал спокойный взгляд ее фиалковых глаз. Фелдер сказал то, что полагалось, то, что ему подсказывал профессиональный опыт: подсудимая серьезно больна и ее следует подвергнуть принудительному лечению. Ей уже предъявили обвинение в убийстве первой степени и отказались отпустить под залог, но это была необходимая стадия юридического процесса. Фелдеру пришлось признать, что в данном конкретном случае такое постановление весьма обоснованно. Несмотря на самообладание мисс Грин, несмотря на ее высокий интеллект и четкую логику, доктор был глубоко убежден: подсудимая совершенно ненормальна и не способна отличить плохое от хорошего.

Судья прокашлялся и зашуршал бумагами, приступая к заключительной части.

— Прошу внести в протокол, — произнес он, — что обвиняемая отказалась воспользоваться услугами защитника.

— Именно так, ваша честь, — с достоинством подтвердила Грин, сложив руки на подоле тюремной юбки.

— У вас есть право самой выступать на процессе, — сообщил судья. — Вы хотите что-нибудь сказать?

— Не сейчас, ваша честь.

— Вы слышали заключение доктора Фелдера. По его мнению, вы представляете опасность для себя и окружающих и вас следует направить на принудительное лечение в клинику для душевнобольных. Вы хотите высказаться по этому поводу?

— Мне не хотелось бы подвергать сомнению вывод специалиста.

— Хорошо. — Судья передал ворох бумаг судебному приставу и получил от него стопку других. — У меня есть к вам вопрос. — Он опустил очки и глянул поверх них на Констанс.

Фелдер слегка удивился. Он выступал на многих слушаниях подобного рода, и очень редко бывало, а может, и вовсе не бывало, чтобы судья обращался с вопросами непосредственно к обвиняемому. Обычно судья лишь изрекает решение, приправленное моралью и цитатами из популярных статей по психологии.

— Мисс Грин, похоже, никому не удалось установить вашу личность или хотя бы найти какие-нибудь записи, подтверждающие ваше существование. То же касается и вашего ребенка. Несмотря на тщательные поиски, не обнаружено никаких подтверждений тому, что он у вас родился. Последнее обстоятельство — серьезное затруднение для судьи. К тому же я столкнулся с юридическими трудностями в процедуре назначения принудительного лечения: вы не зарегистрированы в системе социального страхования, нет у нас и свидетельства того, что вы являетесь американской подданной. Кратко говоря, мы не знаем, кто вы.

Он замолчал. Грин внимательно слушала, держа руки на коленях.

— Готовы ли вы рассказать суду о своем прошлом? — Судья говорил строго, но не без участия. — Кто вы и откуда?

— Ваша честь, я уже сказала правду, — ответила Констанс.

— В протоколе записано с ваших слов, будто вы родились на Уотер-стрит в семидесятые годы прошлого века. Однако, согласно архивам, это не может быть правдой.

— Да, это неправда.

На Фелдера навалилась вдруг усталость. Должен же судья понимать, что попусту теряет время. А его, Фелдера, ждут и другие пациенты — платные.

— Вы сами так сказали, вот у меня в руках протокол.

— Я так не говорила.

Судья, уже раздражаясь, стал зачитывать с листа: